— Вот и отлично, — заключил нарком, — подберите одного-двух толковых специалистов, пусть выезжают в Москву. Вместе с нашими товарищами они подготовят для утверждения в ГКО необходимые документы.
— Но ведь в нынешней обстановке такие вопросы тяжело решать. Нужен большой коллектив конструкторов. Нужна хорошая база.
— Мы над этим уже думали, — ответил Устинов. — За основу новой организации предполагается взять ваше бюро. Возглавить ЦАКБ придется вам.
Нарком не спрашивал согласия или совета, говорил, как о деле решенном, и это успокоило Грабина. Он понял, что пора сомнений прошла, а успех дела будет зависеть теперь во многом от того, как быстро он сумеет сколотить новый коллектив и решить организационные вопросы.
Вскоре после отъезда Андрея Петровича Худякова в Москву, когда стало ясно, что идея создания ЦАКБ пробила себе дорогу, Грабин собрал свой штаб. Пришли почти все, с кем начинали на заводе работу с нуля. Василий Гаврилович обвел собравшихся потеплевшим взглядом. Муравьев, Мещанинов, Ренне… А рядом с ними те, кто влился в коллектив позже: Хворостин, Норкин… Многие догадывались, что Грабин собрал их неспроста: слухи о предстоящих изменениях в организации КБ уже ходили по заводу.
— Вы почти все помните, как трудно было нам решиться оставить Москву и выехать сюда, на завод, — начал раздумчиво Василий Гаврилович. — Но мы пошли на риск и он оправдался. За несколько лет нами создано первоклассное конструкторское бюро. Есть отличные пушки. Почему это оказалось под силу нам? Потому что мы не идем вразброд, живем едиными заботами.
Грабин на минуту умолк, собираясь с мыслями. Ему надо было так сообщить о предстоящей реорганизации, чтобы каждый увидел для себя перспективу, мог зримо представить характер задач, которые придется решать в новом конструкторском бюро. Неожиданно встретился глазами с Горшковым, тот смутился и опустил голову.
Отношения с Иваном Андреевичем за последнее время носили переменчивый характер. В феврале, когда Грабину было присвоено звание генерал-лейтенанта технических войск, Горшков поздравлял его на правах однокашника и самого близкого друга. Василий Гаврилович стал больше доверять ему, давал наиболее трудные задания. Но Иван Андреевич понял это доверие по-своему, решил, что ему можно работать без особого старания. И незадолго до этого заседания штаба допустил такой промах, которого Василий Гаврилович не мог ни понять, ни оправдать.
На соседнем заводе, который производил для ЗИС-3 отдельные детали, произошла заминка. Это могло отразиться на выполнении плана. Для того чтобы оказать помощь заводу, Грабин послал туда Горшкова. Прошел день, другой, а результатов не было. Еще больше удивился Василий Гаврилович, когда узнал, что Иван Андреевич использовал время командировки для решения личных вопросов.
Когда перед отъездом в Москву Андрей Петрович Худяков показал Грабину список конструкторов, которых предполагалось включить в список сотрудников ЦАКБ, тот долго рассматривал лежащий перед ним листок, а затем, вздохнув, поставил против фамилии Горшкова вопрос.
— Если число наших кандидатур будет ограничено, Горшкова исключите, — сказал он жестко.
Андрей Петрович знал, что возражать и давать советы в таких случаях бесполезно. Грабин сам был до конца предан делу и того же требовал от подчиненных. Он не любил тех, кто работал без души, а к тем, кто допускал расхлябанность, был непримирим. В таких случаях дружеские отношения не смягчали, а даже ужесточали его позицию. Вот и сейчас, посмотрев на Горшкова, Василий Гаврилович нахмурил брови и заговорил строго и официально:
— Мне предложено подобрать состав Центрального артиллерийского конструкторского бюро. Легкой жизни не обещаю. Работать придется больше, чем здесь. И условия будут хуже. Но создавать новый коллектив в интересах фронта надо. Кто готов сменить место работы, прошу поднять руки.
Ренне с готовностью проголосовал «за». Почти одновременно его. поддержали Хворостин и Норкин. Муравьев, как всегда, чуть помедлил, но потом вскинул руку твердо. Только Горшков делал вид, что занят разбором бумаг, лежащих перед ним.
— Спасибо, товарищи. Если мне разрешат, я учту ваши пожелания и надеюсь, что мы поработаем вместе.
Несколько раз из Москвы звонил Худяков, рассказывал о том, как выглядит схема управления, советовался, кому какую должность можно предложить. В начале ноября 1942 года Государственный Комитет Обороны принял решение о создании ЦАКБ. Начальником и главном конструктором был утвержден генерал-лейтенант технических войск В. Г. Грабин. Его заместителем стал прибывший из Сталинграда талантливый конструктор Илья Иванович Иванов. Вместе с Василием Гавриловичем с завода уезжал почти весь состав КБ.
Но это время не было похожим на те далекие годы, когда небольшая группа молодых конструкторов отправлялась навстречу неизвестности. Многое тогда виделось сквозь туман. Не хватало опыта. Не были четко определены задачи. Да и друг друга знали плохо. Другое дело было сейчас. Коллектив сложился и окреп, каждый нашел свое место в общем строю.
К тому времени, когда ЦАКБ начало обживаться в Подмосковье, четче стали вырисовываться основные задачи, стоящие перед конструкторами. Почти на всех фронтах войска переходили в наступление. Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки исправить положение. Немалая роль в этих лихорадочных усилиях отводилась новому оружию. Стремясь поддержать упавший дух своих войск, Гитлер в открытую заговорил о сверхскоростных танках и невиданной силы орудиях.
Анализируя обстановку на фронте, Грабин понимал, что надо учитывать изменившийся характер боевых действий. Для того, чтобы наступающие войска могли успешно взламывать хорошо укрепленные оборонительные рубежи, нужны более мощные и более подвижные орудия. Не было у него сомнений и в том, что новые немецкие танки будут иметь утолщенную броню. Для борьбы с ними понадобятся мощные противотанковые пушки. И, соответственно, наши танки надо вооружить новыми орудиями, обладающими повышенной броне-пробиваемостью.
К этому времени один из гитлеровских «тигров» был взят нашими войсками в качестве трофея под Ленинградом. Уже первое знакомство с его тактико-техническими характеристиками показало, что в своих прогнозах Грабин почти не ошибся.
— Надо возобновлять производство ЗИС-два, — горячо заговорил однажды Худяков, — нельзя медлить. С сорокапяткой идти против «тигра» — все равно, что с рогаткой против слона.
Грабин молча пододвинул к нему несколько листков, отпечатанных на машинке. Андрей Петрович прочитал: «Докладная записка… Верховному Главнокомандующему…»
— Товарищу Сталину? — спросил удивленно.
— Товарищ Сталин запретил выпуск пушки. Кроме него, никто не решит вопрос о ее производстве. Но дело не только в ЗИС-два. В записке предлагается создать новое, стомиллиметровое, противотанковое орудие, а на тридцатьчетверку поставить более мощное орудие калибра восемьдесят пять миллиметров. Надо, Андрей Петрович, чтобы все сотрудники ЦАКБ познакомились с этим документом и высказали свое отношение к нему. Хочется, чтобы в нем были изложены не только мои мысли, а мнение всего коллектива.
Записка без промедлений была прочитана Сталиным, обсуждена в Наркомате вооружения и ГАУ. Все предложения, изложенные в ней, получили одобрение ГКО. Началась пора обновлений. Из сейфов были извлечены чертежи ЗИС-2 и вся остальная техническая документация.
Дело облегчалось тем, что лафет ЗИС-3, находящейся на потоке, полностью подходил для возрождаемой противотанковой пушки. В целости сохранились законсервированные стволы, на которых не было нарезки. Елян, проявивший в свое время предусмотрительность, был доволен. Ровно три недели потребовалось заводу, чтобы первая партия противотанковых пушек получила путевку на фронт.