Здесь надо сказать вот о чем: за плечами у Терентия Семеновича нет ни института, ни техникума и даже нет ни одного класса церковно–приходской школы. Ни одного года, ни одного дня в школе он не учился — отец не пустил в обучение «к попу», боялся, что учеба отторгнет крестьянского сына от крестьянского дела.
Сын никогда не осудил за это отца своего, неграмотного сибирского крестьянина. Не он в том виноват, а та вполне конкретная действительность, которую сейчас даже трудно представить.
Бережно, как реликвию, Терентий Семенович достал с полки какой–то старый, как мне показалось, журнал. Нет, не журнал, а «Всеобщий русский календарь» на 1909 год. Листаем его. Многие статистические данные в нем относятся как раз к тому далекому времени — к первым годам начала нынешнего века, когда Терентий Мальцев просился в школу.
— Вот, смотрите. Вместе со мной в России не училось тогда 16 973 410 детей в возрасте от 8 до 14 лет. Из каждых четверых российских ребят учился только один, а в Сибири — один из пяти–шести. А вот в Северной Америке на народное образование расходовалось в среднем на каждого жителя 7 рублей 10 копеек, а в России — всего 44 копейки. Во сколько же это крат меньше?
Потом Терентий Семенович обратил мое внимание на любопытный рисунок, иллюстрирующий расходы на образование. Стоят мужчины в национальных одеждах: кто в элегантном костюме, кто в куртке, при галстуке, в цилиндре или в шляпе, с тросточкой, все в ботинках, а наш бородатый русский мужик в зипуне и сапогах.
— Вернее было бы в лаптях его нарисовать…
За каждым на полках книги: у американца две полных полки книг, у россиянина одна–единственная книжица в уголке пустой полки.
— А вот на эти цифры обратите внимание. На каждые сто жителей отправлялось по российской почте 533 письма. Это за год! А в Великобритании 9 494 письма. Передавалось у нас 16 телеграмм, а в Великобритании 202, в Германии по почте за год поступало в среднем 2817 экземпляров газет, а в России — всего две газеты. Две газеты на сто жителей.
Под впечатлением этих сравнительных цифр и иллюстрирующих рисунков к ним я спросил Терентия Семеновича, когда же и как он учился читать–писать.
— А кажется, всегда умел, как и дышать, — ответил он. — К началу русско–японской войны грамотеем уже слыл. Это, выходит, на восьмом году жизни. Когда надо было кому весточку на войну написать, бабы меня звали.
И читать, и писать он учился точно так же, как и по земле ходить — без помочей. Буквы не по букварю изучил, а по всяким бумажкам да оберткам, какие в руки попадались. Всю деревню обегает, пока не скажет кто–нибудь, что за буквы на той бумажке написаны. Не сохранилось и первых его уроков письма, потому что не в тетрадках писал, не на бумаге, а на снегу зимой, на запотевшем окне, на мокрой земле широкой деревенской улицы после дождя.
Недавно я просматривал письма, адресованные Терентию Семеновичу Мальцеву. Те письма, которые он разрешил мне прочитать и которые явились откликом на ту или иную телевизионную передачу, на ту или иную статью о нем. Зрители и читатели выражают в них свои добрые чувства к нему, «великому российскому земледельцу», «любимому народом колхозному академику». А точнее сказать, подают голос: мы вас знаем, любим; хорошо, что вы есть, благодарим за все, что вы делаете и что отстаиваете.
Однако обнаружил я в этих письмах и вот какое сожаление: писатели и журналисты рассказывают, что у Мальцева в личной библиотеке более пяти тысяч книг, «это больше, чем у А. С. Пушкина в доме на Мойке», в телевизионных передачах показывают ее, но еще никто не рассказал и не показал, какие книги читает Мальцев.
«Я понимаю, что поле, природа — это наша лаборатория. Но почему так мало, до обидного мало показывают вас, ученого, за рабочим столом, за книгой? — сетует в письме преподаватель вуза книголюб Я. И. Денисов из Львова. И продолжает: — Понимаю и согласен с вами, что важно не количество книг в личной библиотеке, а сколько прочитал их человек, какую пользу извлек из них для себя и дела. Именно поэтому и хотелось бы побольше узнать, какие мысли волнуют нашего великого современника, о чем думает ученый, образ, жизнь и работа которого служат примером всем нам, являются нашей гордостью».
А как стремятся в его кабинет попасть, на библиотеку своими глазами взглянуть экскурсанты–школьники, группы которых очень часто приходят и приезжают в деревню Мальцево, лелея надежду встретиться с «дедушкой Мальцевым». Ну, а когда встретятся, то руководитель группы непременно и про библиотеку вспомнит, на что Терентий Семенович обычно отнекивается: мол, там беспорядок.