— И защиты нет, — откликнулся председатель колхоза Александр Васильевич Перевалов, когда я сказал ему об этом, — но главная беда наша в том, что хлебороб никак не может преодолеть вековые привычки свои и перейти на безотвальную обработку почвы. — И раскрыл причину: — При обработке без оборота пласта стерня остается незапаханной, и поэтому земля кажется ему невозделанной, не прибранной, да и пашня не такая мягкая, не такая рыхлая.
— И продолжает наносить урон земле и урожаю.
— Не примени мы безотвальную обработку почвы, то тоже без урожая остались бы. Она нам сохраняет влагу в почве и почву от выветривания.
Без урожая были бы потому, что весна здесь, как правило, сухая и холодная. Сам видел в мае прошлогодние незаплывшие трещины в земле. Однако температурные перепады — ночью до минус двенадцати градусов (это во второй–то половине мая!), а днем до двадцати пяти жары, — продолжали вытягивать и ту малую влагу, которой жила растительность. От этого в природе не чувствовалось ни весеннего буйства, ни торжества и радости. В этих условиях переворот пласта означает не что иное, как «просушивание» и без того сухой почвы.
Перевалов преодолел психологический барьер, и теперь колхоз, который он возглавляет (а колхоз находится на землях с вечно мерзлой основой, где июнь — еще не лето, а июль — уже не лето), получает в среднем по 20 центнеров пшеницы с гектара, а в благоприятные годы — и по 30 с лишним центнеров. Урожаи если и не рекордные, то на уровне передовых хозяйств Иркутской области, находящихся в несравнимо лучших почвенно–климатических условиях — не на вечной мерзлоте они.
Так оно и есть, и сегодня еще образцом земледельческой культуры считается то поле, которое тщательно и многократно обработано плугом обработано так, что никаких растительных остатков после уборки урожая, тех самых остатков (корни, стерня, измельченная солома), которые и пополняют верхний слой почвы органическими веществами, на поверхности нет Все на глубину запаханы, где они минерализуются никак не способствуя повышению плодородия.
И самый характерный, как мне показалось, случай. От Мальцева я заехал в хозяйство, в том же Шадринском районе, о котором давно уже слышал много хорошего. Отличное хозяйство! Крепкое отстроенное. Однако в поле я увидел ту самую прибранность (глубокой осенью дело было), которая достигается лишь плугом. Как же так? Мальцев давным–давно, чуть не тридцать лет назад, дал плугу отставку, и вовсе не потому, что можно так, а можно и по–другому, а во имя матушки–земли, во имя сбережения ее плодородия. А тут, не в дальних далях, а рядом, чуть не за межой, все еще пахать продолжают. И запахивают не только плодородный слой и пожнивные остатки, но и те полезные нам бактерии, которые живут па поверхности и дружно работают над созданием органических веществ. Выпахивают наверх нижний слой, в котором живут вредные бактерии.
— А нам не страшно, — у нас поля лесом окружены, так что ветровой эрозии не бывает, — ответили специалисты. Они были убеждены, что мальцевскую агротехнику знают и понимают, что она там нужна, где выдувает, там стерня служит защитой.
Что ж, незапаханная стерня в разных зонах может выполнять самую разную роль. В Зауралье она снег на полях задерживает (как и в других районах, где ветры не обкрадывают почву), в Казахстане защищает почву и посевы от выдувания. С учетом этих особенностей и технологии полевых работ строятся, и подбираются соответствующие почвообрабатывающие орудия.
— В каждом районе должна быть своя технология, приспособленная к местным условиям, — всегда предупреждал и продолжает предупреждать Мальцев. — Однако главная цель всюду одна — создать наилучшие условия, при которых растения будут выполнять свойственную им работу — обогащать почву органическим веществом. И чем лучше будет разработана технология, тем полнее проявит себя закон прогрессивного увеличения плодородия. Очень полезный для нашего блага закон.
И вот тут как раз к месту повторить: да знаем ли мы Мальцева? Нет, не его лично, а ту философию земледелия, которую исповедует он, опираясь на диалектические законы природы? Не думаю, что теперь этот вопрос покажется нелепым. Не знаем. Не знаем главного. Как это ни покажется странным, но именно закон прогрессивного увеличения почвенного плодородия, доказанный Мальцевым на практике, еще и сегодня не обрел прав гражданства, до сих пор не принят он «на вооружение» ни философией, ни агрономической наукой. Нет, не подумайте, что вокруг этого все еще идут споры. В том–то и дело, что даже разговоров нет. Ученые хранят полное молчание. Молчат, будто никакого слова сказано не было, будто никто ничего не слышал. Терпеливо молчат и философы.