Она и думы, и нелегкий труд, и жизнь земледельца украшала… И край родимый. Она шелестом листвы своей, своим одиночеством наполняла душу его и радостью и тихой грустью. За эти чувства добрые он отвечал ей заботой, берег от порчи сам и детей своих к тому приучал. А для острастки — вдруг наставления забудутся — поверья про одинокую березку сочинил, наделив ее силой, карающей всякого, кто топором на нее замахнется Должно быть, предки наши не очень этому верили, однако осмеять наивное поверье не решались, как не решались срубить и выкорчевать березку, выросшую во поле, среди пашни. Впрочем, решиться–то они могли, но знали, что тем самым обеднят родимое поле и себя, на нем работающих: скучно будет в поле и неуютно, тоскливо будет на душе, лишенной возможности созерцать эту высшую красоту, сотворенную природой.
Еще недавно такая березка росла и на поле подмосковного хозяйства, вокруг которого преобладал индустриальный пейзаж: трубы, мачты, краны, камень и бетон. И только одинокая березка среди поля, одна–единственная, делала его прекрасным и каким–то покойным среди этого технического могущества. Что–то былинное было в этом поле, вечным покоем и красотой веяло от березки, опустившей вдоль ствола свои плакучие ветви — словно она задумалась о чем–то непостижимом.
И вдруг в какой–то день березки не стало. Пришел я на поле — и не сразу понял, что сталось с ним, почему оно такое унылое и однообразное. А когда понял, то не мог догадаться, за что обошлись с белоствольной так жестоко — лишь корни из земли торчали порванные бульдозером. На пути тракторов чтобы не мешалась? Чтобы пятачок земли от поля не отнимала? Нет стояла она у края проселочной дороги, так что хоть и среди поля красовалась, но не среди пашни, и никому, ничему не мешала.
Оказалось, хозяйство претендовало на высокую культуру земледелия. Но проверочная комиссия, которая должна была подтвердить это, заколебалась: мол, какая же тут культура, если торчат деревья на полях? Вот и выкорчевали…
— И почти повсюду так. С русского поля исчезла самая поэтическая часть пейзажа, — проговорил Иван Иванович согласно с моими мыслями. Помолчал, добавил: — Нет, не тут экономим пашню. Лучше бы подумать, как столбы убрать, которые шагают по пашне от села к селу, между городами, и все — напрямик через поля, отнимая куда больше земли, чем одинокие березки. Напрямик, от столба к столбу едут через ниву и монтеры в случае обрыва или ремонта линии.
О столбах, шагающих по пашне, Иван Иванович сказал не ради красного словца. Они действительно основательно мешают земледельцам. И поэтому на участках, где выполняется мелиорация, а тем более орошение планируется, Иван Иванович, как руководитель проектной организации, решительно идет на перенос всех линий (местных, конечно) с полей к дорогам. Расчеты показывают: затраты на перенос несравнимо меньше тех убытков, которые приносят столбы полю, мешая дождевальным установкам, посевным и уборочным агрегатам, оберегая у своего подножья сорняки, семена которых потом разлетаются по всему полю.
— Выгоднее при переносе, требующем дополнительных затрат! Значит, выгоднее вдвойне вести все новые линии вдоль дорог, а не напрямую.
— К сожалению, энергетики и связисты считают другую выгоду. Им чем прямее, тем меньше опор ставить, меньше проводов тянуть. А что уйму земли они отнимают — этого никто не считает.
— Пора все линии под землю спрятать.
— Тоже правильно… Кстати, про валы на осушенных землях, о которых мы говорили, да отвлеклись. Мелкую растительность мы тоже вычесываем и сгребаем в кучи. Часть потом сжигаем, а все остатки закапываем и заравниваем. Все это тоже предусматривается проектом.
Признаться, такую культуру в работе мелиораторов, такую грамотную работу мне доводилось видеть лишь в Прибалтике. И я подумал: здешний земледелец не представляет даже, как облегчают его труд мелиораторы. Только там знают, как сильно мешаются валы, где они есть, где они громоздятся противотанковыми завалами, мешая пахать и сеять, убирать урожай, служат рассадником для сорняков.
Однако когда я говорю о культуре, то имею в виду не только валы. Недавно один агроном на Смоленщине жаловался на ученых, а заодно и на химиков: нет гербицидов, убивающих камыш, который «так и прет» на осушенных землях, и ничего с ним поделать нельзя. И действительно, камыш ярко зеленел на полях, возвышаясь над всходами и угнетая их.
— Не по адресу обращается агроном, — проговорил Иван Иванович, когда я рассказал ему об этой жалобе. — Виноваты мелиораторы. Или проектировщики — они должны были предусмотреть все необходимые агротехнические приемы. Или те, кто проект воплощал в натуре — плохо вычесали корневища, верхний слой не измельчили как следует дисками. Если все правильно делается, то никакого камыша не будет, не будет и нужды в специальных ядохимикатах.