— Сколько лет, сколько зим нах?! — кричал потный, беззубый мужик.
— Привет, привет, — смущенно повторял Димка, во рту у него пересохло.
— А я смотрю, он не он, он не он? Во, думаю, кликуху школьную позабыл нах!
— Да-а, было дело, — растерянно тянул Димка.
— А ты изменился. Помолодел, что ли, наоборот, расти начал.
— И ты тоже.
— Какой там — скоро уже дедом стану, — мужик ощерился беззубой улыбкой. — Айда, давай — пивка выпьем, у меня рыбка есть.
— Спасибо, я сначала к родителям.
— А-а, ну да… Подвезти, может?
— Не-е, я так, спасибо.
— Я заеду к тебе… Дрища помнишь? Дрищ! Умер, короче. Зарезали нах… Костыль повесился по укурке. Еще кто-то, много, короче.
— Да-а, жаль их, молодые совсем.
— А ты че, в отпуск? Или снова порядки наводить будешь?
— Да-а, так, в общем.
— Ну, пока, — мужик тряханул его, хлопнул по плечу напоследок. Он делал это, словно бы проверяя физические возможности Димки, его общее состояние. Или, может, оружие хотел нащупать.
Димка махнул ему и пошел по прямой, не зная куда, словно ослепленный.
— Федор? — осторожно окликнула его одна из женщин. — А я смотрю — никак Федор? И не знай? А когда Улихан подошел, так и поняла, что Федор Волкомуров. Вы же вместе учились, по-моему.
— Да-да, здравствуйте.
— А ты, значит, к деду, я-то грешным делом подумала: вот мать обрадуется, а потом думаю, как же.
— Как они?
— Нормально. Похоронили, царствие им небесное. Мать вместе с отцом, по православному…
Сумка сорвалась и упала. Димка горестно посмотрел на нее. Под конец дороги не выдержал и оборвался хлястик с карабинчиком.
— За эти годы кладбище почитай больше деревни стало. Спились все, — тетка словно бы спешила первой выложить новости. — И что мы за нация нищасная такая, русские?
— Да уж.
— Пойдем, нам в один конец.
Димка обхватил сумку двумя руками. Шел и слышал свое дыхание, будто рядом с ним усталый человек, это мешало, и он понял, что отвык в городе от своего дыхания, не слышал его в городском шуме много лет. Проходили столб за столбом — кривоватые стволы, намертво примороженные толстой проволокой к рельсе, два провода сверху, ржавые шляпы безглазых фонарей.
Тетка остановилась и скорбно склонила голову. Димка недоуменно замер за ее спиной. Завалившиеся заборы и плетни, посреди выжженного двора грустно и одиноко торчали останки печи, колодец с длинной ручкой и трубой, вокруг него бродили куры со злыми глазками.
— Вот и все, что осталось от вашего дома. Милиция приезжала, расследовала…
Димка вспомнил, как Федор описывал мамину привычку — она вкладывала мизинец в ухо и энергично трясла кистью.
— Матуля, не чешите ухо, — говорил отец и отнимал ее руку от головы.
— Отста-ань, — хрипло и грозно говорила мама. — А то щас как дам!
— Пох-пох, — игриво пугался отец. — Коровы уже пришли, дардомыга…
— …говорят, двери кто-то подпер, — тихо добавила женщина. — Они так и задохнулись оба в сенях.
Димка усмехнулся.
Женщина с испугом глянула на него.
Димке по-людски было жалко родителей, но душа равнодушно молчала, будто в ней дыра, даже хотелось посмотреть на грудь.
На пригорке, в окружении старых кленов, — деревянное здание на мощном кирпичном фундаменте, высокое просторное крыльцо. Возле него электрический столб с манерно отставленной ножкой. Окна заколочены досками крест-накрест, на дверях большой засов. “Правление колхоза “РОССИЯ” прочел Димка размытую надпись.
— Все ушли на фронт? — кивнул он.
Женщина презрительно махнула рукой.
— А-а… У всех коттеджи в Оренбурге!
Посредине дороги лежали высохшие коровьи лепешки. Большая часть домов пустует, оконные проемы без рам, закопченная побелка печей, отставшие обои, запущенные палисадники с поломанным штакетником. Возле каждого дома, выходящего в проулок, врыты тракторные шины или камень лежит, чтобы машины не сбивали углы домов.
— Действительно, как будто атомная война прошла, — вежливо заметил Димка.
— Не то слово.
Свернули в переулок и вышли на зады.
— Узнаешь? — женщина показала рукой на большие навозные кучи. — Дед совсем плохой. Как бабка умерла ваша, он уже никого не узнает… Так соседка заглядывает, смотрит, не помер ли, она ж его пенсию получает.
— Ясно.
— А ты надолго?
— Посмотрим.
— Мой совет — не задерживайся — Табаня жив, здоров, в силу вошел. Не связывайся по новой.
Димка рассеянно улыбался.
— А ты меня не помнишь… тетя Тая Свешникова?
Он улыбнулся и покачал головой.
— А я тебе пупок перевязывала.