— Наверное, у нее муж армянин? — снова и снова возвращался он мыслями к девушке. — Дети черненькие… Да, армяне умеют выбирать красивых жен.
Димка пошел за вторым чурбаком, решив, что этот станет и последним на сегодня. Та же унылая, линяло-лисья шкура степи, пресные речные виды, но из переулка, наверное, с пляжа, шла девушка. Движения плавные, естественные — с тем же гипнотическим спокойствием падает снежинка или стекает капля по ложбинке листа, так же кружится осенний лист. Димка с удивлением узнал вчерашнюю девушку. Но, увидев и тоже узнав его, она запнулась и дальше уже двигалась скованно. Она прошла, отводя глаза, отрешив лицо. Димка обернулся вслед, и девушка, словно зная наперед, что он обернется, поправила платье сзади и убыстрила гордую и как бы заново освободившуюся походку. Удивительно — некоторые девушки машут руками позади спины, так, словно они растут у них прямо из лопаток, как крылья у ангела. Димка закурил, пальцы дрожали.
“Красивая какая! Даже удивительно, что здесь. И уже двое детей! Да, армяне умеют выбирать жен”.
И все же ему стало радостно, будто девушка принесла счастливейшую весть, окутала веселящим глазом. Докурил и побрел домой, забыв про чурбак и топор.
— Дед… бабай, а бабай, слышишь? — легонько тормошил он деда.
Тот спал, да и что он мог знать уже. И Васянки не видно нигде, чтоб расспросить. Димка сел на велик и проехался по улицам, нет ее. Выехал на берег реки и поднялся почти до “Кармелиты” — только мужики в моторке. Димке показалось, что, увидев его, они пригнулись, испуганно засуетились.
На следующий день в это же время Димка рубил талишки за воротами. На самом деле просто ждал встречи с той девушкой. Солнце уже садилось, и воробей на столбике ворот поеживался и сиял розовым нимбом. Деревья за рекой особенно четко отражались в спокойной воде. Димка забылся в легкой работе и едва не пропустил ее. Девушка гнала корову и тихо говорила что-то самой себе или напевала. Он замер, а потом, бахвалясь мужской силой, так рубанул по жерди, что половинка взлетела вверх и треснула его по макушке. Девушка смешливо нахмурилась и спрятала лицо за спину коровы. В ту минуту, когда Димка увидел, как склонилась ее голова, как хмурятся выгоревшие брови, он вдруг почувствовал, что проживет с этой девушкой долгую жизнь.
Она гнала корову к дворику бабы Кати. Открыла дверь и прошмыгнула внутрь.
— Идем, Зорька, идем, — услышал он ее голос.
Корова задумчиво и длинно вздохнула, махнула хвостом и понесла свои раздутые бока в проем хлипких ворот.
Девушка заразила Димку, он изнывал и томился. Днем слонялся по заднему двору, ежеминутно выглядывая за ворота. Замирал, прислушиваясь к полуденно-жарким и протяжным стонам кукушки в кронах деревьев на острове. ее кукования холодным эхом отдавались в груди Димки, мучили своей эротической томностью. Ночью бродил под звездами, уходил на луг, пересекая пахучие, теплые сверху и холодные по ногам слои воздуха, спускался к реке и нисходил обнаженным в бездонно-черную невесомость. Он с болью смотрел на небо, деревья и звездную пропасть и однажды понял, что бессознательно ждет от них чего-то, ждет сокровенного действа в ответ на свою любовь, ждет совместной трансформации и слияния с этой великой и безучастной красотой.
Весь день Димка вывозил пласты спрессовавшегося навоза из сараев, разбрасывал по округе и быстро возвращался назад, боясь пропустить незнакомку. В обед он почувствовал чей-то взгляд. Обернулся, пристально посмотрел на плетень бабы Кати и уже хотел отвернуться к своей телеге, как вдруг из-за него поднялась девушка.
— Зачем вы делаете бесполезную работу? — она уперла ладошку в бок и накрыла ее сверху другою.
— Землю удобряю.
— Вместо того чтобы удобрять барханы, вы могли бы кизяк сделать, — она стеснялась смотреть на его голый торс. — Хоть будет чем деду зимой печь подтапливать. Не все ж дровами…
Димка слушал музыку ее голоса и улыбался от удовольствия.
— Вот мы с бабушкой рубим и там же складываем, чтоб сохло, — и вдруг она засмеялась.
Димка с улыбкой смотрел на нее.
— У вас вид такой… я вспомнила, как вы на сарай замахнули, бдымц, и уже на крыше!
— Да я и сам, блин, не заметил, как там оказался!
— Джеки Чан позавидовал бы.
— Да я что? Вот вы молодец! Даже красиво, как мать защищает своих детей!
— Какая мать? — нахмурилась она. — А-а, поняла… это же Аветисяны, беженцы, наши соседи, это их дети.
— А я подумал, что это ваши дети! — Димка не мог уже сдерживать предательски широко расползающейся улыбки. — Обалдеть, думаю, такая молоденькая девчонка… Так вы не замужем?!