— Галина, извини, я, может, не вовремя. Но такая ситуация.
— Да ясная ситуевина! — зло усмехнулась она.
У Димки похолодело все внутри.
— Извини. Евгения молодая, неопытная девчонка…
— Бля-а, доста-ал, — протянула Галинка, выпуская длинную, упруго-злую струю дыма.
— Извини, что я так бесцеремонно…
— Ты че такой церемонный-то, вроде не пидор?
— Ты чего, Галь? — испугался Димка. — Ты зачем так…
— Так, у тебя еще три минуты, время пошло!
— Я понимаю…
— Понимают, когда вынимают. Тебя, дурака, закрыть могут, прямо щас по сто тридцать первой, от трех до шести, в курсе?!
Димка оторопел.
— Бля-а, какой же ты трудный, а.
Димке показалось, что она с укором посмотрела на его пустые руки.
— Галь, я спешил, ничего купить не успел, бутылку разбил в подъезде!
— Да пошел ты на! Че ты щемишься тут стоишь?!
— Че ты меня перебиваешь постоянно?! — вскрикнул Димка. — Я руки и сердца твоей дочери прошу!
Галинка зло засмеялась, вышла в коридор и посмотрела в зеркало трюмо.
— Сломал целку… ну и дрочи теперь на здоровье! — спокойно закалывая волосы, сказала она. — Евгения — модель, ей по подиуму, нах, ходить, поул? — она вывернула губнушку и подкрасила губы, с показной похотливостью облизала их.
— Галина, я тебя обидел чем?
— А че ты бегаешь, как дурак с колокольчиком? Небось, все так же в примаках живешь и лекции свои пишешь? А она, может, в Египте хочет отдыхать, на пирамиды смотреть и с арабчатами на мазерати кататься.
— Это ты хочешь, Галь.
— У, глаза твои водянистые, — она вдруг засмеялась с ехидной женской укоризной. — А мы черноглазых любим, поул!
— Не поул! Я на тебе, что ли, жениться пришел?!
— Ну да, нам чай не шашнадцать лет? — она поправила волосы на затылке. — На смотри — где?!
— Что?
— Где целлюлит?! — распахнула халат.
С отстраненной мужской похотливостью Димка отметил про себя всю прелесть ее статного, гладкого тела.
— Видно че? — она победно улыбнулась и вдруг приподняла халат, подставив под нос Димке задницу.
Когда-то в седьмом классе, мучаясь бессонными юношескими ночами, он мечтал поскорее вырасти, ну хотя бы до девятнадцати лет, чтобы действительно предложить этой вот Галинке руку и сердце, чтобы с честью создать советскую семью и пройти по жизни.
— Мама, прекрати! — в коридор выскочила Ивгешка. — Вы уже достали меня оба!
Заплаканная и такая по-домашнему некрасивая, что у Димки задрожала какая-то перепонка в груди. Она стрельнула замком двери и выскочила на площадку. Димка рванул было за нею, но Галинка крепко прижала его к стене грудью.
— Извини за кипеш, — она пьяно вращала глазами. — Я, конечно, не в курсе твоей финансовой ситуации, но мы можем договориться. Девочке учиться пять лет, сколько трат, прикинь?
— Сколько? — Димка содрогнулся от омерзения и за нее и за себя.
— Десять косарей зелеными… и еще пять за целку.
Димка медленно покачал головой.
— Не смею вас больше задерживать, — Галинка нахмурилась и полезла пинцетом в пепельницу. — Пошел на, ботан задроченный!
Все начиналось так чисто, так трепетно и нежно... Димка похватал ртом воздух и побежал за Ивгешкой.
— Ивгеша, Ивгеша! — шепотом кричал он на лестнице, вниз и вверх. — Ивгешка, Ивгешка! — орал он, бегая по двору.
— Денег заплати, в обратку, да я поеду, — водитель ловил его за рукав, злился и смущенно оглядывался. — Слышь, землячок, денег заплати!
Наконец-то Димка понял, чего он хочет, и расплатился, отделался от него.
Стемнело. Покраснели огни машин, звуки стали протяжнее. Димка покурил на детской площадке и успокоился. Да, вот здесь она играла, возвращалась со школы, беспечно помахивая портфелем. Возвращалась в эту страшную квартиру. Димка снова сходил в уютно сияющий “Магнит” и накупил два пакета продуктов. Боясь разозлить, но и не имея сил уйти, он периодически позванивал в квартиру Галинки, сидел, ждал и снова звонил. Димка потерял временную ориентацию. Выглянула тетка в ярком турецком халате. Потом вынесла мусор и некоторое время смотрела на него. Потом пришел какой-то мужик.
— Жених? — деловито спросил он.
— Да, — с растерянной надеждой ответил Димка… и спустя минут пять понял, что лежит на площадке от профессионального удара в челюсть.
Этот удар помог Димке прийти в себя, что-то правильно переставил в его мозгах. Он покурил на лестнице. Прислонил пакеты к двери и побрел по ночному городу к вокзалу.
Компост
Димка стоял во дворе. Все его пребывание здесь потеряло смысл, и он осматривался потерянно, будто желая найти хоть что-то жизнеутверждающее. Вошел в дом. Дед даже не повернулся. Димка автоматически прислушался к нему. Похрапывает, жив. Но дом умер, из него словно бы вынули что-то важное, самое главное. Боль и тоска в груди. Он был здесь счастлив ребенком. Эти стены хранят эхо его детской беготни. И вот такая беда. Димка вышел во двор, закурил, склонился на яблоневую ветвь и хотел закричать, но что-то яростно и занудно взревело сбоку — мощный двигатель, прорываясь сквозь преграды, казалось, ругался матом, — повалив плетень и раздробив его ветхие косточки, во двор въехал джип с затемненными стеклами. Димка до смешного мало проявил внимания к этому событию, лишь легкое недоумение по поводу безобразного нарушения правил дорожного движения. Опустилось окно, и тот самый парень, который когда-то обогнал Димкиного частника, оскалился в улыбке. Здоровый, обаятельный мужчина в роскошной машине сполна наслаждался жизнью, вкушал ее сладкие плоды.