Человек поднёс руку с золотым волосом ко рту, словно собирался проверить на зуб фальшивую монету. Раздался тихий хруст, нить вытянулась тонкой иглой.
- Был червяк, а стал камень, - довольно проворчал лохматый.
Ист круглыми глазами смотрел, как незнакомец походя расправился с самыми ужасными заклинаниями повелителя мечей. Однако, всё оказалось не так просто. Брошенная, неодушевлённая больше игла затерялась в белом оленьем мху, но она оставалась смертельно острой и ядовитой. И когда лесной человек поднялся, чтобы вплотную подойти к Исту, он наступил на иглу. В игле больше не было магии, но оставалось искусство волочильщика, изготовившего драгоценную иголку. Искусство не магическое, а ремесленное, страшное и ненавистное всем, познавшим тайны колдовства.
Игла, как и полагается брошенной на землю иголке, вонзилась в ногу.
Скрежещущий вой пронёсся над вершинами. Деревья закачались, иные были выворочены с корнем словно во время бури. Кричал лесной человек.
Золотая игла торчала из стопы возле подъёма, рядом с выпирающей косточкой. Синюшное пятно отравы растекалось по коже.
- Пусти! - крикнул Ист. - Я умею...
Он вырвал из раны иглу, не глядя отбросил её в сторону, наклонился, собираясь вцепиться зубами в расплывающееся пятно, расширить ранку и высосать хотя бы часть яда... И замер, увидев, что никакой ранки и никакого пятна нет и в помине.
- Это... ты... - казалось лесной человек не может сразу найти слова. - Ты же на самом деле хочешь мне помочь!
- Ага, - больше Ист ничего не смог произнести.
- Но ведь я собираюсь тебя съесть! И там на тропе ты тоже помогал просто так. Зачем ты это делал? Даже человеку так неприлично поступать.
- Но я и есть человек.
Лохматый сел на свою валежину. Круглые жёлтые глаза уставились на Иста.
- Ты не человек. Ты - один из нас. Этот, с дудкой, ничто рядом с тобой.
- Кёниг Фирн дер Наст - великий чародей!
- И поэтому ты оторвал ему уши. Ножик разломал я, он ужасно мне надоел. Но осколки полетели, куда хотел ты, - лохматый встал. - Я, пожалуй, пока не буду тебя есть.
Длинная волосатая рука неожиданно ухватила Иста за плечо. Ист почувствовал, как его подняло в воздух, перевернуло. Когтистые пальцы содрали с него куртку, штаны, разодрали полотняную рубаху.
- Не надо!.. - завопил Ист, брыкаясь изо всех сил, - ты же говорил, что не будешь!..
Иста ещё раз перевернуло и поставило на землю. Он стоял перед лохматым совершенно голый и беззащитный и дрожал, вероятно от страха, потому что день был тёплым.
- Вот так и надо ходить, - постановил лохматый. - А от этих тряпок - одна хворь. Пошли. Будешь со мной жить.
- А как... вас зовут?.. - икнул Ист.
- Ишь чего захотел!? - сухой деревянный хохот разлетелся над лесом. - Имя ему понадобилось! Не скажу! Но если хочешь, - тёмные губы растянулись в улыбке, - можешь звать меня Хийси.
Старухи рассказывали, что Хийси и не человек вовсе, а половинчатая нежить: козьи копыта, уши рыси - с кисточками, зубы волчьи, а на лапах когти длинней медвежьих. Сам живёт в берлоге, и на семь миль в округе никому жить не позволяет. В сказках Хийси выглядел попроще, путали его с лесным коротышкой Колопутом, который в отличие от братьев своих - шишиг, любит посмеяться, а настоящего вреда не устраивает. Но и в сказках лесной владыка был собой ужасен, и с человеком бы его никто не спутал.
А тут... шлёпает по бездорожью босыми ногами сутулый мужичонка, разве что голый, как Адам в день сотворения. Так в субботний вечер народ от шинкаря ещё голей разбредается. И росточком Хийси не вышел: с чего это Исту померещилось, будто великан перед ним в полсосны ростом?
Дома у Хийси и впрямь не оказалось. Шли-шли сквозь чащобу, потом остановились у старого выворотня, Хийси указал пальцем на тёмную дыру:
- Полезай.
Ист пополз в дыру беспрекословно, как будто от самого кёнига приказ получил.
В пещерке под корнями накренившейся ели оказалось неожиданно сухо. Пахло прелым листом и смолой, чему Ист удивился. Ему не раз приходилось соваться в лесные норы, и он распрекрасно знал, каким смрадом несёт из жилой ямы.
Хийси вполз следом, свернув ноги калачом, уселся напротив Иста, уставился на него немигающими глазами.
"А ну как всё-таки сожрёт?" - мелькнула неуместная мысль.
И, словно подслушав, Хийси спросил:
- Кушать хочешь?
Странный вопрос. Когда это бывало, чтобы мальчик на побегушках не хотел есть? Тем более сегодня - целый день в лесу, а в перемётных сумках у стражника на Истову долю ничего запасено не было. С другой стороны - бес знает, что жрёт Хийси? Может волчий помёт и ястребиные погадки.
- А что мы есть будем? - осторожно поинтересовался Ист.
В ответ Хийси тонко и необычно засвистел, защёлкал, заскрипел. Но это рождались не просто несвязные звуки. Какие-то слова угадывались среди завывания. Незнакомые, короткие, но почему-то не чужие. Странно было слышать их Исту. Наверное с таким чувством слушает слова незнакомого, но родного языка человек выросший на чужбине. И ещё Ист почувствовал, что его неудержимо против воли тянет к Хийси словно лягушонка в пасть золотистому полозу. Пришлось ощутимо напрячься, чтобы не качнуться навстречу поющему хозяину.
У входа раздался шорох, и в пещерку вскочил очумевший бурундук. Он явно ничего не понимал, древнее заклинание тащило его словно на веревке.
Волосатая лапа Хийси молниеносно метнулась, пальцы сжались на пискнувшем бурундуке, в следующее мгновение Хийси откусил зверьку голову и громко захрустел косточками.
Вот так и будем... - сообщил он, проглотив кусок и протягивая Исту огрызок несчастного бурундука. - На вот, пожуй мышку.
- Я не могу... - Ист заслонился руками. - Я такого не ем.
- Тогда, давай лошадь есть. Закопаем в мох и станем понемножку кушать. Скоро она закиснет, станет мягкая... Я кислое мясо люблю.
А ведь правду болтали в стряпущей, будто Хийси тухлятину обожает. Палую скотину нарочно в лес оттаскивали, говорили - для Хийси. А Ист думал, что волокут стервозное, чтобы возле домов не воняло. Но теперь видно, самому выпало испробовать падали. Или сырого бурундука грызть: выбирай, что милее.
- Может, лучше корову? - робко спросил Ист. - Там возле гати корова потонула; если неглубоко, достали бы...