ЯНВАРЬ 1610 ГОДА
Роберт Сесил нашел Традесканта на коленях в регулярном саду Теобальдса.
— Дело сделано. Я искал тебя. Король уже в этом году назовет Теобальдс своей собственностью. Нам пора переселяться.
Садовник поднялся на ноги и отряхнул с рук холодную землю.
— Что ты делаешь? — поинтересовался граф.
— Заново укладываю белые камешки, — пояснил Джон. — От мороза они сдвигаются, проступает грязь и портит картину.
— Брось все как есть, — жестко велел граф. — Пусть теперь это заботит королевских садовников. Яков хочет Теобальдс, он давил на меня все это время, бесконечно намекал, а Рочестер подначивал короля всякий раз, когда тот, казалось, готов был оставить эту идею. Я продержался три года, но теперь сдаюсь и уступаю Якову поместье, черт побери. Наконец он счастлив, и Рочестер счастлив, а у меня есть Хэтфилд.
Традескант не сводил глаз с лица своего господина.
— Ты разобьешь там великолепные сады, — пылко рассуждал Роберт Сесил, словно его пугало спокойное безмолвие Джона. — Поедешь за границу, накупишь там всяких диковинок. А как поживают наши каштаны? Они отправятся с нами. Возьми из наших садов все, что тебе нравится; в Хэтфилде мы начнем все сначала.
Сесил замолчал. Джон все так же смотрел на него, не проронив ни звука. Самый могущественный человек в Англии, второй после короля, торопливо отошел от своего садовника на пару шагов, но потом снова повернулся к нему.
— Джон, я готов разреветься как младенец, — признался он.
— Я тоже, — кивнул Традескант.
Граф протянул руки, и Джон раскрыл ему объятия. Двое мужчин, один худенький и кособокий, другой — широкоплечий и сильный, слились в долгом суровом объятии. Потом их руки упали, и они отстранились друг от друга. Сесил вытер глаза рукавом богатого камзола. Джон хрипло откашлялся и предложил хозяину опереться на его руку. Граф принял помощь своего слуги. Бок о бок они пошли прочь из регулярного сада.
— Купальня, — пробормотал сэр Роберт. — В Хэтфилде мне ничего подобного построить не удастся.
— А тюльпаны? Я только что посадил их. И подснежники, и желтые нарциссы.
— Ты уже посадил луковицы?
— Сотни. Еще осенью, чтобы весной было красиво.
— Мы выкопаем их и заберем с собой!
Джон неодобрительно покачал головой, выражая несогласие с хозяином, но вслух ничего не сказал. Они медленно приблизились к декоративной горке. Рядом с дорожкой, по руслу, уложенному белоснежными камешками, журчал ручей. Джон замешкался.
— Давай поднимемся наверх, — предложил граф.
Они тяжело побрели по извивающейся тропинке. Джон обрезал вьющиеся розы, которые росли по обеим сторонам так аккуратно, что напоминали изгородь, сплетенную из ивовых прутьев. Сесил приостановился, чтобы отдышаться и успокоить боль в хромой ноге. Джон обхватил его за талию, стараясь поддержать.
— Пошли дальше, — скомандовал Сесил, и они продолжили восхождение по дорожке, что снова и снова огибала невысокий холм.
Кое-где на розах показались слишком ранние бутоны густого малинового цвета — цвета красного вина. На вершине холма в самом центре плескался фонтан, рядом находилась двухместная скамейка. Традескант набросил на нее свой плащ. Граф опустился на скамью и кивком разрешил Джону сесть рядом, как равному. Они разглядывали дворцовые сады, расстилающиеся перед ними, как карта, вытканная на гобелене.
— А наши леса, — посетовал граф. — Деревья, что мы посадили.
— А колокольчики весной, — вторил Джон.
— А фруктовый сад и гряда персиковых деревьев!
— А газоны! — Традескант кивнул в сторону гладкой травы, что лежала во всех дворах огромного дворца. — Таких газонов нет во всем королевстве. Ни одного сорняка! Парни, которые подстригают их, знают, что оставлять нужно только полдюйма.
— Не вижу никакой грязи в регулярном саду, — заметил Роберт Сесил, рассматривая сад именно так, как и было задумано, — сверху.
— Сейчас ее уже нет, — отозвался Джон с несвойственной ему раздражительностью. — Я все утро мыл камешки в ледяной воде.
— Еще мне будет не хватать охоты, — пожаловался граф.
— А я ничуть не пожалею, если исчезнут олени, объедающие весной молодые побеги.
Сесил покачал головой.
— Говорят, здесь самый прекрасный сад в Англии. И самый великолепный дворец. И что никогда не появятся другой такой дворец или сад, достойные сравниться с Теобальдсом.
— Согласен, — кивнул Джон.
— А я не смог сохранить его, — печалился граф. — Это месть за то, что мой отец казнил мать Якова. Король отнял у меня дом моего отца, его гордость и радость. Что я мог возразить на это? Я старался и так и сяк, изворачивался и увиливал, показывал другие дворцы. Это все моя вина. Мы с отцом построили роскошный, слишком прекрасный дворец. Он неизбежно вызывал зависть.