— Я создал крепкую организацию, — продолжал Кориовл с тем же холодным пылом, который почему-то вызывал у меня неприязнь. — Расклад таков. Я не буду вдаваться в подробности, но я вошел в контакт со многими сподвижниками Джиммертона, и мы учли многие его ошибки. Например, мы поняли, что должны ударить к самое сердце духовенства — захватить Иерарха. Невозможно одолеть их, начиная с периферии, как это пришлось делать Джиммертону. На всех ключевых постах я расставил своих людей, таких, как, например, Фалви. Ведь он — одна из крупнейших фигур в Алхимии.
Я с сомнением кивнул головой, так как считал, что на этого типа полагаться нельзя. Но это не мое дело.
— Народ нас поддержит, — продолжал Кориовл, и от его холодного пыла каждое слово, казалось, хрустело. — Появление Клиа нам очень помешало. Сначала мы надеялись, что сможем использовать ее в своих целях, но жрецы оказались проворнее, эти хитрецы никогда своего не упустят. Они хорошо усвоили уроки, преподанные им Джиммертоном.
— И что произошло с Лорной, то есть Клиа? — поправился я.
— Смотрите, — Кориовл потянулся к позолоченному переключателю под экраном.
Глава 9
Я снова увидел золотистую букву «А» и торжественный речитатив архаичного языка Малеско. Через мгновение экран затуманился, и, все усиливаясь, заиграла величественная музыка. Когда мелодия стихла, ее сменил отдающий эхом гул голосов. Мы увидели огромный зал с высоким помостом в дальнем конце, наполненный народом. Верхняя часть стен и весь потолок были окутаны клубами дыма, который собравшиеся, несомненно, воспринимали как небольшое чудо, хотя, если знать что искать, то можно заметить, что дым время от времени выбрасывается спрятанными от взглядов трубами.
Это придавало Храму потрясающую таинственность. Сквозь изменчивую пелену проглядывали разноцветные и позолоченные изображения на стенах: стилизованные львы — красные, зеленые, желтые; черные и красные орлы, золотые саламандры и все планеты со светящимися надписями.
Об алхимической символике я имел несколько туманное представление, но понял, что эти фигуры оттуда. Но для народа они, очевидно, являлись таинственными знаками секретов духовенства. Взоры собравшихся были обращены на помост.
За возвышением находилось большое круглое окно с видом на город. Хорошо различалась огромная сфера, окруженная огненно-красными фонтанами, а за ней крыши и улицы. Это был тот самый вид Малеско, который впервые предстал моим глазам в дрожащем воздухе дядюшкиной квартиры. Я наблюдал за происходящим с огромным интересом.
— Здесь вы видите часть обычной Церемонии Равноденствия, — заметил Кориовл, потянувшись за очередным яйцом. — Они дают народу мельком взглянуть на Рай и читают лекцию о том, как туда попасть. Только в тот раз не все получилось так гладко. Смотрите.
Торжественно гудели огромные, свернутые спиралями трубы. Жрецы в сверкающих одеждах исполняли перед окном ритуальный танец, широко размахивая руками. Вдруг вид за стеклом начал туманиться. Облако, появившееся за окном, затрепетало и внезапно раскрылось, подобно кошачьему зрачку. Перед зрителями возникла картина Рая.
Это был настоящий Нью-Йорк, без Эйфелевой башни и пирамиды Хеопса. Камера как будто наплывала на Пятую авеню со значительной высоты. Над Манхэттеном стоял туманный вечер, эффектно подрагивали и мигали огни города.
За Центральным парком в тумане плавала усыпанная алмазами огней вершина многоквартирного дома, основание которого утопало в черных силуэтах деревьев. Все было так реально, что я почувствовал тоску по дому. Можно было себе представить, что думает о Рае человек, который не знает Нью-Йорка.
Городские улицы стали быстро удаляться. Огоньки автомашин оставляли в тумане яркие золотые полосы, — это попавшие в Рай жрецы вели огненных драконов по Пятой авеню. Я наконец понял значение этих слов.
— Знаете ли, — пояснил Кориовл, хрустя голубой яичной скорлупой, — это всего лишь видение. Они думали, что это совершенно безопасно. Они не знали о трещине, сквозь которую прошел Джиммертон. Теперь смотрите — они наткнутся на нее через минуту. Вот! Видите?
Нью-Йорк на экране головокружительно закачался. Смотреть на это было страшно. Люди, собравшиеся в Храме, пронзительно закричали и, казалось, тоже закачались. Рев труб превратился в дикую какофонию.