Он осторожно прощупал ее живот, потом посмотрел результаты исследования ультразвуком, которые ей только что сделали.
— Слишком много воды!
— Я и чувствую себя неважно.
— Это излишняя нагрузка на вас и на ребенка.
— И чем это грозит?
— Может помешать развитию плаценты. Мы не имеем права отпустить вас в таком состоянии. Я считаю, что вы должны лечь в клинику, сегодня же! Можете вы это сделать? Вы ведь работаете и, конечно, захотите зайти домой, попрощаться с мужем?
— Я не замужем, а мои родители живут в Ютландии. Но на работу надо сообщить.
— А где вы работаете?
— В детском саду в центре города.
«Может помешать развитию плаценты…» Мир померк. Марии казалось, она катится вниз по откосу с горы. Она же так гордилась своей беременностью. Значит, с ней и вправду что-то неладно. Значит, это была не просто мнительность.
Она пытается отогнать от себя неприятные мысли. Поворачивается на бок, подтыкает под спину одеяло, чтобы удобнее было лежать. Ах, если бы сон подкрался сейчас к ней, принял бы в свои объятья и унес с собой в безбрежный серый океан…
Но как раз в тот момент, когда она готова вот-вот соскользнуть в небытие, ее снова выбрасывает на поверхность, и снова сна ни в одном глазу.
«Может помешать развитию плаценты». Плацента для плода жизненно необходима. Мария зажигает лампочку над кроватью и прислушивается к свисту ветра за окном. Если бы у нее были часы. Сейчас, вероятно, около четырех. Поздно уже принимать снотворное и слишком рано еще, чтобы вставать. Самое тяжкое время между вчера и сегодня.
Неожиданно, словно мертвец из гроба, поднимается Линда. Она простирает руки в слишком длинных рукавах и бормочет:
— Нет-нет, ох, нет!
17 декабря, вторник
Нулевая палата квадратная, в ней много света. Стены окрашены серой краской, потолок белый. Сквозь жалюзи можно видеть старые, более низкие здания. Это бывший военный госпиталь — красные кирпичные стены и красная черепица крыш.
Мария оглядывает помещение. На кроватях у окон спят самая высокая женщина в палате Оливия и маленькая тощенькая Линда. Рядом с Линдой — златокудрая Гертруда. Рядом с кроватью Гертруды шкаф для одежды, а возле кровати Марии раковина умывальника.
На стене над кроватью Оливии висит цветная фотография — два светло-серых котенка. Это создает какое-то игривое, легкомысленное настроение. Других картин в палате нет, только фото на тумбочках у пациенток.
— Фру Ольсен, вам к окулисту!
Медсестра открывает шкаф, достает коричневое пальто Оливии и коричневые полуботинки.
— Вот смотрите: здесь на талончике сказано, куда надо идти. Выйдете на лестничную клетку и спуститесь на лифте в глазное отделение.
Огромная сутуловатая фигура Оливии маячит посреди комнаты. Ее длинные белые ноги в коричневых башмаках — как два дерева в кадках.
Длинным указательным пальцем она тычет в Линду.
— Если приедет киоск, купи мне эту штуку, знаешь какую? А то я умру!
Линда махнула ей своей «Роман-газетой».
Баська трет и трет пол отжатой половой тряпкой. Думаете, легко довести его до стерильной чистоты?
На Баське зеленый нейлоновый халатик с короткими рукавами и шлепанцы. Губы у нее темно-красные, резко очерченные, уголки приподняты вверх. Временами она замирает, облокотившись на швабру, задумчиво глядя в окно. Взгляд ее устремлен в бесконечность.
— Баська, Баська!
Пациентки любят ее, и каждая старается привлечь к себе ее внимание. Это она выполняет их персональные заказы на покупки.
— Баська, ты давно приехала сюда из Польши?
— Чего?
— Давно ты в Дании?
— Шесть лет.
— Ты, наверное, большая патриотка, раз никак датский язык не выучишь?
— Чего?
— Ничего, проехали.
Линда лежит на спине, читает «Роман-газету». Роман «Под звездами» приближается к концу, и сладкие мурашки бегут у Линды по спине.
Керри прошептала: «Мне так необыкновенно хорошо сейчас, какая-то слабость, но все равно замечательно. Все кажется так хрупко и будто не взаправду». Рик ласково отстранил ее от себя и долго и нежно смотрел ей в глаза. Потом он убрал светлые, слегка растрепавшиеся локоны с ее лица, провел кончиками пальцев по ушам. Потом так же провел по носу и шутливо нажал на его кончик. «Очень хрупко, — согласился он. — Но все взаправду». Он обнял ее, прижал к себе и стал целовать долгими и страстными поцелуями. Никаких сомнений у нее уже не осталось — он любит ее, а она любит его. Он улыбался ей, и она, счастливая, вздохнула, и вдруг оказалось, что будущее, которое виделось таким печальным, таким неприветливым, теперь обещает миллион светлых, сияющих дней. Теперь над нами небо, думала Керри, сидя на лошади впереди Рика. А в небе много, много звезд… Конец.