18
Иногда в журналах публикуют тесты, ответив на которые можно определить, нервный ты или спокойный. Я всегда себя по ним проверяю, но легко быть спокойной, когда сидишь дома и отвечаешь на эти вопросы, по ним я всегда считаюсь уравновешенной. Настолько уравновешенной, что тем, кто набрал столько очков, сколько я, советуют подумать, честно ли они ответили на все вопросы.
Однако от спокойствия моего не осталось и следа, когда я, придя утром на работу, приоткрыла дверь кабинета, чтобы вовремя услышать цоканье каблуков Сив и запах ее духов. У меня даже вспотели ладони, а о сердцебиении я уж не говорю.
— Ну, поговори с нею, если тебе так хочется, только не волнуйся, — сказал мне Стуре.
Я стою у окна и смотрю на сосны, застывшие в неземном покое, видно, сосновая смола закипает не так быстро, как моя кровь. Я повторяю про себя: спокойно, спокойно, представь себе, что ты детектив лорд Питер Уимсей из романов Дороти Сейере и тебе предстоит разговор с человеком, подозреваемым в убийстве. У детектива сердцебиения не бывает. Он вставляет в глаз монокль с таким видом, будто зашел сюда случайно. Но уговаривать себя бесполезно, я не лорд Питер.
Первое, что я слышу, — не каблуки Сив, а ее голос. Где-то в конце коридора она что-то щебечет о восхитительной погоде. Я поджидаю у двери и, когда каблуки цокают совсем рядом, высовываю голову и прошу ее заглянуть ко мне на минуту. Она игриво соглашается.
— Закрой, пожалуйста, дверь, — говорю я.
— Дверь? Я, кажется, догадываюсь, о чем пойдет речь.
Она еще не успела надеть халат, и ее груди, как дыни, дыбятся под желтой кофточкой; они хорошо видны благодаря глубокому вырезу — две большие дыни.
— Я слушаю, — говорит она.
Вступление, которое я заготовила заранее, вылетело у меня из головы. Я могу только задать один-единственный вопрос:
— Это правда, что ты крутишь любовь с моим зятем?
— Узнала наконец-то? — Она хохочет. — Бабий телеграф у вас тут никуда не годится. Да, я знаю Бу, и очень близко. Я знаю даже его родителей, если тебя это интересует.
Я так ошарашена, что могу произнести только:
— Но…
— Что «но»?
— Он же женат! У него маленькие дети! Как ты можешь? Значит, он у тебя пропадает по вечерам?
— Возможно. Мы давно знаем друг друга.
Она поднимается со стула и опирается руками на стол.
— Подумаешь, жена и маленькие дети! Это еще не значит, что он не имеет права общаться с другими людьми. Что тебе, собственно, известно? Да ты понятия ни о ком не имеешь. Ни о своей дочери, ни о зяте. Что ты знаешь о его жизни? Ровным счетом ничего. Я не встречала более несчастного человека, чем Бу, и, если бы не я, он бы просто погиб! Дома он существо подневольное, он чувствует себя как в тюрьме. Я даже предлагала пойти и поговорить с его женой, но Бу запретил мне, он боится причинить ей боль. Если хочешь знать, он даже плакал! Это ужасно, и его мать очень мне благодарна. Я просила ее поговорить с Карин и с тобой, но она считает, что с тобой говорить бесполезно — ты всегда недолюбливала Бу. Я помогаю Бу, поддерживаю его. И ничего я не разрушила, только помогла.
— Не разрушила?
— Если люди разводятся, значит, их брак разрушен и кто-то его разрушил, но только их брак разрушился еще до моего знакомства с Бу.
— Карин ничего не знает о том, что Бу решил разводиться. Он ей ничего такого не говорил.
— Говорил, и давным-давно. Но она вцепилась в него мертвой хваткой.
— Мне она, во всяком случае, об этом не говорила… Ты считаешь, что, если женщина не хочет разводиться из-за детей, значит, она вцепилась мертвой хваткой?
— Это слова Бу. Он сказал, что отношения у них испортились уже давно, он себя чувствует одиноким и бездомным. Ведь люди могут стать чужими друг другу, даже если у них есть дети. Я сама через это прошла. Это невыносимо. Ты вся внутренне сжимаешься. Карин точная копия моего мужа. Он тоже был ограниченный обыватель. Так делай, а так не делай, у него не было никаких интересов, только сидеть дома, возиться с детьми да навещать родных. Я этого не выдержала, я должна была стать самой собой! А Бу я просто поддержала, нам всем надо поддерживать друг друга. Ему так хотелось выговориться.
— Это для того, чтобы выговориться, вы ездили за угрями к нашим соседям?
— Так вот откуда ветер дует? Нас пригласили мои друзья, и Бу хотел внести свою лепту. Но угрей нам не продали.
Сив снова села, она совершенно невозмутима, а я окончательно сбита с толку. Она продолжает:
— Конечно, мне следовало поговорить с тобой, но Бу мне не разрешил. Между прочим, с тобой не так-то просто найти общий язык, из тебя слова не вытянешь, слава Богу хоть, у меня хорошие отношения с его родителями. Бу страшно тяжело! Я прекрасно понимаю, что тебе жалко дочь, мне ее тоже жаль, но, если бы она была другой, этого бы не случилось. Ни один человек не выдержит бесконечных придирок, попреков из-за того, что он чего-то не сделал, и при этом ни слова благодарности, когда он что-то сделает. Кому придется по душе вечное нытье о неоплаченных счетах, о том, что опять нет денег, особенно если человек работает как зверь. С ним обращаются, как с неразумным ребенком, и вы с мужем туда же, смотрите на него, как на ребенка. Ты даже не поблагодарила его за машину. Приняла как должное.