Шум во дворе, заставил вздрогнуть. Топот и лязг оружия несли всегда угрозу, сколько раз змейкой избегала преследований.
– Это мой отряд, – успокоил внук, – передовое сопровождение, большую часть возвращают с караванного пути.
Родогуна с интересом и удивлением посмотрела на него:
– Как хочется увидеть, – в голосе звучала тоска.
– Это просто.
Вотан подхватил невесомое тело и подошел к окну. Он не понимал, что каждое движение причиняло Родогуне боль, та терпела на грани сознания. От картинки за окном похожей на войско на бледном лице растянулась улыбка. Какого воина она спасла и воспитала.
– Всё-таки на север, – Вотан заметил, что ей уже совсем плохо. – Сколько же нужно денег.
– Со средствами проблем нет, – убеждал он, осторожно укладывая бабушку на место. – Такой отряд кормит себя сам…
– За моей комнатой тайник, там ларец с золотом. Забери его. – Родогуна с трудом двигала языком.
Вотан хотел, чтобы отдохнула, но она сжала его руку, прося не мешать.
– Не могу оставить тебе резиденцию, – шептала она. – Сожги её вместе со мной по древнему обычаю. Позаботься о домочадцах. – Силы таяли, – и еще я должна тебе ска…
Родогуна умерла, как жила, до последней секунды борясь с обстоятельствами. Вотан ждал, что бабушка, которая все может, очнется и закончит фразу, но это был финал.
Словно сомнамбула вышел из комнаты. У выхода на террасу кухарка плакалась Сантруку:
– В чём только душа держится. Так ждала Вотана, побеждая недуг…
Они глянули на него и поняли – хозяйки, вокруг, которой вертелась их жизнь, больше нет.
Внутри Вотана поселилась пустота. Сантрук привычно взял на себя хлопоты похорон. Явилась властительная родня. Вотан видел, как оценивающе тётка осматривала резиденцию, но ту дешевле отстроить заново, чем восстанавливать. Никто на наследство и не рассчитывал, так забрала вещи из царственных времён Ктесифона[1], да пристроила доверенную обслугу.
Её муж с опаской косился на полувоенный лагерь, разбитый у резиденции. Вотан физически почувствовал его облегчение, когда объявили древний ритуал похорон, надеялся, что эта шайка покинет Гирканию.
Как раз прибыл отряд пиратов во главе с Амалом. Он лично с Родогуной не встречался, но горечь потерь стояла за спиной каждого бойца. Под крылом этого юноши их жизнь стала сытной и осмысленной, царская роскошь колыбели вожака добавила ритуального поклонения.
Настал день погребального костра. Резиденцию обложили хворостом, на любимой террасе лежало тело Родогуны. Сантрук подошёл и вложил в его руки факел. Вотан растерялся: как поджечь своё счастливое детство, беззаботную юность, превратить в пепел место, где всегда ждали.
Он слышал за спиной гул, едва не обернулся, но не мог показать перед всеми слабость.
Огонь робко побежал по вязанкам хвороста, загудел, добравшись до высохшего дерева и, наконец, полыхнул, обдавая всех нестерпимым жаром. Резиденция была большой, и кострище получилось огромным.
Всё! Дома нет. Дымкой в небо уносило прах единственного человека, который неизменно дарил помощь. Отчаяние темной тучей ложилось на сердце. Но старенькая хрупкая женщина воспитывала столько лет не для того, чтобы взял и сломался. Сквозь пламя упрямое лицо внушало:
– Перед тобой весь мир. Не сдавайся! Смелее, сметая преграды. Я и победа с тобой…
Кровь завоевателей империй в битвах и горе закалялась. От костра повернулся другой Вотан. Его друзья молча, стояли рядом, а дальше звенела тризна. Властитель Гиркании опасался не зря! Птенцы из гнезда Родогуны и солдаты удачи сбивались в несокрушимую стаю.
[1] Одна из столиц Парфянского царства (располагалась в 32 км. от современного Багдада)
Пробиться сквозь асфальт
Пробиться сквозь асфальт
Берлин 2007год
Оля подозревала: настанет момент и за самоуправство влетит сполна. Логику своих решений она объяснить не могла, но не сомневалась в себе. А ещё, если вылезет правда, помочь Хелен ей не дадут.
Заботы о первой жене Макса легли на её плечи. Муж мотался по командировкам, все остальные смотрели сквозь пальцы.
Берлин ждал рождественские ярмарки. Оля ходила в госпиталь, как на работу. Вторая операция прошла тяжело. Лекарства менялись, а улучшения не приходили. Она слушала объяснения немецкого врача, но язык знала плохо и слабо понимала. Хелен в отчаянии разбила второе зеркало и погрузилась в апатию.
Толерантного врача пробрало, когда выяснилось про их общего мужа, но он продолжал бубнить о терпении и молитвах. Реабилитация откладывалась. Хотелось взломать порочный круг. Она обманула эскулапа, что заберёт пациентку на две недели домой.