Они виделись мгновение, но спокойный сон ушёл. Лежала, глядя в потолок, и таяла от воспоминания. Стыдно взрослой женщине, матери реагировать на такое. На пороге маячили бесчестье и крах, а сердце млело.
Шапочка с покрывалом грозила свалиться с шёлковых прядей в самый неподходящий момент и Ринден стянула ткань второй рукой у подбородка. Оставив ребёнка во дворе, добралась в безопасное место и принялась приводить себя в порядок.
Жены Вотана с воодушевлением откликнулись на просьбу Сантрука помочь в организации свадьбы. Все за исключением Ринден погрузились в праздничную кутерьму. Она делала вид, что выше этого, но на самом деле, терялась в чужой обстановке. Не на кого было опереться, любая из соперниц с удовольствием подставит. Она прикидывала, сколько ещё придётся терпеть этот бедлам.
Шум за окном означал, что узкую улочку запрудила вереница разномастных повозок. Во главе каравана ехал Вотан, по правую руку от него на породистом скакуне в алом кафтане гарцевал Зирхурд.
Ринден прижалась к стене, чтобы её не заметили в проёме, и закрыла глаза. Нет, больше она к гостям не выйдет. Как-нибудь справятся на свадьбе без неё. Она слышала, как радостно приветствовал друзей Сантрук.
***
Сантрук не жалел средств, чтобы занять гостей. После смерти Родогуны он остался правой рукой Вотана, прикрывал и организовывал все стороны жизни. Незаметно и уверенно стал центральной фигурой. Вотан тяготился мелкими практическими вопросами. А Сантрук находил подход к самым резким и горячим головам. Семьёй обзаводиться не спешил, глядя на неудачный пример друга.
Он принял решение Вотана как с неизбежность, понимал – это не прихоть. Событие нужно использовать для сплочения союза ассов. Свадьба должна пройти на высоте.
Не ожидал такой большой делегации от не самого крупного народа горцев. Похоже, послали представителей от каждого аула. Полы первой кибитки распахнулись, и вышла молодая женщина. Точеные ассирийские черты терялись под бездной провалов тёмных глаз. Взгляд пронизывал насквозь. Сантрук струхнул, неужели невеста. Он растеряно оглянулся на Вотана.
– Ванадис, не пугай моего друга, – усмехнулся тот. – Это родственница твоей будущей супруги. Она жрица-оракул древнего пещерного храма.
Экзотическая красота не вызывала желания познакомиться. Колдунья уставилась на яркую фигуру Зир-хурда
– Его семя растопит сердце ледяной принцессы, – выдала она странную фразу и вернулась в кибитку.
Вотан хохотал, глядя, как Зир опешил.
– Эта магия из Ассирии[8], сюда их предки пришли с озера Ван[9].
Церемония началась почти сразу. Свадебный марафон закрутил всех. Столы ломились, кангюйские танцовщицы восхищали пластикой, переговоры в непринужденной обстановке не прекращались.
Сантрук держал марку, присматривал за тысячей мелочей, и всё шло без сучка и задоринки. Новые родственники, разгоряченные вином и богатым приемом, завели горную песню, плавно перешедшую в национальный танец. Хор голосов плыл, отражаясь от скальных вершин к звёздному небу.
Никто не заметил, что Сантрук и Вотан удалились, когда доложили о прибытии гонца.
– Под Голунью, аорсы[10] разбили отряд вождя Лохана, – начал докладывать еле стоящий на ногах, усталый вестник, – большая часть попала в ловушку. Сейчас в заложниках.
Вотан в недоумении оглянулся на Сантрука.
– Я пытался остановить, – начал оправдываться «счастливый молодожён», – но воины, с которыми он пришел из Альвании, подчиняются лично ему.
– От этой семейки, – чертыхался Вотан, – только нож в спину. Ещё удивлялся, где же милый братец.
Он жестом отослал гонца.
– Вождя Лохана! – Съязвил, только тот вышел.
– Не успел тебе рассказать, – оправдывался Сантрук.
Вотан опомнился, момент для выяснения семейных разборок не подходил.
– Вам с невестой пора в опочивальню. Завтра придумаем, как выпутаться с наименьшими потерями.
Сантрук на автомате продолжил обряды, но мыслями был далеко. Даже когда их с молодой женой оставили одних, рассеяно смотрел на огонь светильника, прикидывая последствия новостей.
Когда, наконец, повернулся, взгляд упал на хрупкую как первый подснежник фигурку девушки у ложа. Терпеливая покорность тронула, сердце воина дало сбой. Повеяло чем-то давно забытым, но таким родным, домашним. Сам детство провёл в горном селении и устои традиционного воспитания не заметить не мог. Они несли тепло семейного очага, верность и строгое воспитание детей.
Наверняка дома внушили, что это честь послужить интересам семьи. Требовали понравиться важному сановнику, чтобы сваны не гибли в стычках с ассами.