Фантазия Мариенгофа в 18-м году была куда изощреннее:
Поэты в ту пору еще не были знакомы, но ко времени начала имажинизма без труда опознали друг друга по дурной наглости голосов.
В первые послереволюционные годы Мариенгоф и Есенин буянят, кричат, зазывают.
При явном созвучии голосов Есенина и Мариенгофа, основным их отличием в первые послереволюционные годы явился взгляд Мариенгофа на революцию как на Вселенскую Мясорубку, великолепную своим кровавым разливом и развратом. Среди имажинистов Мариенгофа так и прозвали - Мясорубка.
В неуемной жестокости Мариенгоф находит точки соприкосновения с Маяковским, который в те же дни собирался запустить горящего отца в улицы для иллюминаций.
В тон Маяковскому голос Мариенгофа:
«Больной мальчик», - сказал Ленин, почитав стихи Мариенгофа, между прочим, одного из самых издаваемых и популярных в России поэтов тех лет.
***
Есенин и Маяковский - антагонисты внутри лагеря принявших революцию. Маяковский воспел атакующий класс, Есенин - Нового Спаса, который едет на кобыле. Мариенгоф парадоксально сблизил их, совместив черты мировосприятия обоих в собственном творчестве.
Мариенгоф пишет поэтохроники и Марши революций, и он же вещает, что родился Саваоф новый. И то и другое он делает вне зависимости от своих собратьев по перу, зачастую даже опережая их в создании развернутых метафор революции.
Мариенгоф был соразмерен им обоим в поэтической дерзости, в богатстве фантазии.
Можно упрекнуть меня в том, что я совмещаю имена столь неравнозначные, но многие ли знают о том, что «лиру Мариенгофа» гениальный Хлебников ставил вровень с обожаемой им «лирой Уитмена»?
Всего за несколько лет Мариенгоф создает собственную поэтическую мастерскую и уже в 20-м пишет пером исключительно своим, голос его оригинален и свеж:
Есенин, на всех углах заявлявший о своей неприязни к Маяковскому, на самом деле очень желал с ним сойтись (пьяный звонил Маяковскому; дурил, встречая в очередях за авансом, толкаясь и бычась, кричал: «Россия - моя! Ты понимаешь - моя!» Маяковский отвечал: «Конечно, ваша. Ешьте ее с маслом»).
Мариенгоф во многом удовлетворил завистливую тягу Есенина к Маяковскому. Сарказм прекрасного горлопана? - у Мариенгофа было его предостаточно; эпатировать нагло и весело? - Мариенгоф это умел. Особенности поэтики Мариенгофа тоже, без сомнения, привлекли Есенина - и в силу уже упомянутой (порой чрезмерной) близости поэтике Маяковского, и в силу беспрестанно возникающих под пером Мариенгофа новых идей. Но, думается, когда жадный до чужих поэтических красот, Есенин прочитал у Мариенгофа:
когда Есенин это увидел - решил окончательно: на трон русской поэзии взберемся вместе.
Они оба торили дорогу, обоим был нужен мудрый и верный собрат, хочется сказать - сокамерник - «осужденный на каторге чувств вертеть жернова поэм»… А про коней в душу запало. И не только про коней.
В мае 1919-го Мариенгоф пишет поэму «Слепые ноги». Спустя три месяца Есенин - «Кобыльи корабли».
По Мариенгофу - не надо слез, время познать звериные истины, по Есенину - и звери плачут от злобы. Поэты - перекликаются.
Не только общая тональность стиха, но и некоторые столь любимые Есениным «корявые» слова запали ему в душу при чтении Мариенгофа. Например, наверное, впервые в русской поэзии, употребленное Мариенгофом слово «пуп»: