Несколько тягучих мгновений линия фронта сохраняла равновесие, но притенов было слишком мало, чтобы образовать плотный строй вдоль всей пристани. Когда их начали продавливать, Коннстантин скомандовал отступление и его воины, не размыкая щитов и ни на миг не переставая колотить и рубить врага закаленной сталью, медленно двинулись к загодя подготовленными позициям меж городских построек.
А в небе над полем битвы, испаряя полосы дождя, рванулись друг к другу черные тени. Огромные вороны, сотканные из дыма и гнева, бросились на благородных беркутов, чьи иллюзорные тела источали зловещее темно-синее свечение. Существа с перепончатыми крыльями, безглазые, но зато с огромными крокодильими пастями, рванулись к аморфным созданиями, что напоминали скорее медуз, нежели чудесных мифических птиц северного фольклора.
Схватка в небесах по своей ярости не уступала бойне, что разворачивалась на земле. И пусть тут не лилась кровь, но здесь тоже отнимали жизни, в том числе у тех, кого людская молва почитала бессмертными. Когти, бритвенно-острые кромки крыльев, акульи клыки и крючковатые лапы — все шло в ход. А еще выше, в непроглядном мареве черных туч, лавируя меж неустанно бьющими молниями, в смертельном бою сошлись крылатые исполины, которых здесь не видели уже много веков. То были драконы. Черные, белые, инеистые, цвета льда и моря — все, кто устал дремать в морской пучине, во глубине горных массивов, в чащах непроходимых лесов.
Драконы в отличие от колдовских птиц были из плоти и крови. Они рвали друг друга на куски острыми когтями, на каждый из которых можно было без труда насадить взрослого мужчину. Они изрыгали клубы алого и черного пламени, плевались кислотой и веществами, которые смертные не смогут классифицировать еще тысячи лет. Они проливали кровь, настоящую багровую кровь, которая, увлекаемая неумолимой гравитацией, падала на шлемы и кольчуги воинов внизу, прожигая их насквозь.
Но не только земля и небо обратились кровавым ристалищем в эту ночь. Море у пристани Арброта вздыбилось черными волнами, что величиной превосходили нордманские драккары. Да только то были не волны, а спины морских змеев — стурвурмов, призванных колдовством Беды, и йормснеков, которые подчинились воле Лейва, вызнавшего секреты старого эриля Фроуда, едва не убившего Аудуна под Ставангером.
Бурлящая пелена моря окрасилась кровью — алой, белой и боги ведают какой еще. Прибой выбрасывал на пристань вместе с пеной оторванные, но еще шевелящиеся щупальца размером с рыбацкую лодку, куски бронированных пластин и чавкающее мясо, от которого тут же распространялся удушливый смрад. Твари, выползшие прямиком из ночных кошмаров, созданные жестокой волей и черным колдовством, выдающимися генетиками и селекционерами далекого прошлого, умерщвляли друг друга. Ради смертных.
Но все это не имело значения для Аудуна.
В тот момент, когда два строя сошлись, он отступил назад, пропуская Регина перед собой. Как бы он ни желал смерти всем, кто встал у него на пути, как бы ни хотел первым пролить кровь в эту ночь, бывалый воин отлично понимал — боец с клинком и скрамасаксом, зажатый меж двух щитовых линий, обречен. Что ж, его время еще придет.
Аудун несколько раз взмахнул мечом над шлемом Регина, сбивая в сторону назойливые копья и двуручные секиры. Тянулись секунды ожидания, на протяжении которых он, не отрываясь, смотрел на воина, что стоял на возвышении за строем вражеских щитов. Этот человек, этот предатель и лжец должен умереть этой ночью. Он должен умереть прямо сейчас!
Строй нордманов качнулся вперед, защитники города попятились. Аудун знал, что произойдет дальше, — они отойдут к узким улочкам за пристанью, где численное превосходство нападавших не будет играть решающего значения в краткосрочной перспективе. Разумеется, никто из них не доживет до утра, — они должны это понимать. Но, отступив ко второй линии баррикад, они выкупят у вторженцев еще полсотни жизней, а может и больше.
Аудун уже видел такое. В ущелье при Фермопилах. Тогда у него было другое имя, но глаза — те же. И эти глаза видели все — немногочисленных гордецов ждала смерть, а их земли — разорение.
Воспоминания улетучились прочь, как только он понял, что его воины до сих пор не разорвали вражеский строй, ибо оказалось, что защитники несчастного города — на удивление умелые воины. Сам конунг и его лучшие бойцы находились в центре атакующего фронта, Ульв и Эйвинд бились на правом фланге, на левом Аксель вел в бой своих берсерков. Всех, кроме одного.