– Я не ругаю, – солгала я, борясь с отдышкой.
– Ты всю дорогу молчишь и, зная тебя, мне не составляет труда предположить, что ты себя коришь за что-то. Я бы конечно предположил, что ты возненавидела меня после того, как меня вырубили за секунду и испытываешь ко мне отвращение, как обычный человек, но ты не обычная Кристина. Ты совсем не обычная.
– Ты что пьян? – неконтролируемо вырвалось у меня.
– О, шутишь, я рад этому, – усмехнулся криво Елизар. – Хочешь немного отдохнуть?
– Нет, пока не хочу, – солгала я, втайне желая грохнуться и больше не вставать.
– Спасибо, что помогаешь мне.
– Если ты ещё раз поблагодаришь меня за эту чушь, я добавлю тебе ещё одного фонаря.
И что, черт меня дери, я несу!? Иногда меня дико раздражает, что я не всегда могу спрогнозировать фразы, которые у меня вылетают изо рта. Сколько себя помню, уставшая или на эмоциях, я всегда несу какую-то чепуху, которая никак не согласуется с моим внутренним миром. Может быть, у меня раздвоение личности или шизофрения?
– Один глаз у меня как раз без фонаря, тебе есть куда метить, – впервые за долгое время искренне засмеялся Елизар и напряжение, окутавшее нас с самого парка, куда-то улетучилось.
– Учитывая, что ты еле на ногах стоишь, мне придётся прислонить тебя к дереву, чтобы попасть в самое яблочко, – усмехнулась я, дав волю своему безумию (может лучше остроумию), которое всегда метко помогало разрядить обстановку.
– Ну, учитывая ваши крохотные Тетюшки, далёкие от мегаполиса, с деревьями у нас проблем не возникнет. Вот как раз проходим одно. А вот ещё одно. И ещё одно.
– Крохотные Тетюшки? – возмутилась я такому неуважением к моему родному городу. – Да ты вообще из деревни. Помалкивал бы. Дурень.
Последнее его заявление меня действительно возмутило. Бывает, он частенько отпускает шуточки по поводу моего маленького родного города и моего места в нем. Я, конечно же, в стороне не остаюсь, но не способна терпеть столько унижений в адрес своего родного города, пусть он и небольшой и не суперпродвинутый. У него есть своя многовековая история, своя душа, что присуща тем маленьким городкам, из которых время так и не смогло взрасти что-то большее. Он, покрасней мере, лучше некоторых стерильных городов, не имеющих за своей спиной никакой истории.
– Кристина, мне нужно тебе кое-что сказать, – серьёзным тоном произнёс Елизар, нарушив мои размышления о моем родном городе.
– Что же это? – заинтересовалась я.
– Знаешь, – сказал он и выдержал мучительно долгую паузу, будто подбирая в своей голове правильные слова. – Я страшно люблю тебя, – его голос стал нежнее и добрее, будто сами слова заставляли его сиять.
– Я тоже люблю тебя, – сказала я как-то дёргано и нескладно, не так, как произносила и слышала это в своей голове.
Я все ещё не могу привыкнуть, что мои губы могут произносить эти слова в чей-то адрес, кто не является моим родственником. Мне все ещё сложно слышать и воспринимать свой голос, когда он превращает воздух и вибрации в слова «я люблю тебя». Сколько бы я этого не говорила ему по телефону, эти слова всегда заставляют меня краснеть, а голос предательски начинает дрожать. Да, и сами эти слова мне всегда кажутся каким-то уже клишированным способом передать своё тепло, нежность, заботу, привязанность, беспокойство и ещё огромный спектр чувств. Мне хотелось бы произнести что-то иное, что мало кто использует или не использует совсем, чтобы выразить все то, что Елизар для меня значит, но мне все не удаётся найти подходящих слов.
– Ты моё единственное исключение, – еле слышно сказала я, смущённо опуская глаза вниз, будто меня кто-то мог увидеть.
Да, единственное исключение, вот кто он для меня, тот, кого никто не сможет заменить или вытеснить. Произнеся те слова, мои немеющие от усталости пальцы невольно сжали его предплечье, жаждая удостовериться, что рядом все тот же Елизар, а не плод моего воображения. Он здесь. Рядом.
Не смотря на прохладу осенней октябрьской ночи, застывшие в воздухе частицы воды, превратившиеся в густой туман и страшную усталость, мне вдруг стало так хорошо. Я будто напрочь забыла о том, что Елизара только что избили чуть ли не до полусмерти. Это эгоистично, я признаю это. Это неприемлемо. Но он здесь и благо жив, и я чувствую его рядом с собой, чувствую выветрившийся ослабевший парфюм, напоминающий о всем теплом, что было с нами этим летом. Он идёт рядом, и я готова нести его на своих плечах, потому что чувства к нему делают меня сильнее. Возможно, завтра я буду умирать от боли во всем теле, но сегодня… сегодня я с ним. Рядом, чтобы помогать ему идти вперёд, не смотря на ушибы и ссадины и даже возможный перелом.