В дозатменные времена никто и никогда не опирался на советы прорицателей с такой силой, как сейчас, хотя в большинстве стран ясновидящих до сих пор не признают. Лишь Чаин и Шанва используют «дары Драконов» сполна. И я думаю, именно по этой причине Твадор – один из самых стабильных и спокойных материков мира, а династии Ли и Хо правят уже по пятьсот лет.
Черное солнце, разумеется, не осталось равнодушным к мутациям. Оно побоялось, что предсказатели начнут заглядывать слишком далеко в будущее и разгадают секрет затмения раньше времени, когда человечество еще не будет к этому готово. Потому с некоторых пор введено негласное правило: провидцы не разумеют событий, которые произойдут после их смерти.
Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар, Теплая долина, 4-й трид 1020 г. от р. ч. с.
Нико застыл на дне озера, среди развалин, и пузыри вились вокруг него, как рой бабочек, а гигантские шершавые рыбины терлись о кожу холодными телами. Статуя прималя по-прежнему стояла за аркой, на постаменте, то призрачно сияя под солнцем, то теряясь в тени.
Принц неотрывно смотрел на Маруи, моля его о силе, когда вдруг великан ожил. Он стряхнул с себя рачков и водоросли, спустился с пьедестала, содрогая поступью мертвый Каландул, приблизился к Нико и… оказался Такаламом.
– Почему ты еще не в белом? – грозно спросил старик. – Ты должен вести людей! Все уже собрались! Один ты не готов!
Нико с трудом обернулся и увидел позади обломки статуй, замшелые конечности и головы с наполовину сбитыми лицами.
– Мне некого вести, – растерялся он. – Люди не пришли. И я больше не сын властия, ты же знаешь. Седьмой мертв, его свергли. Твой план не сработал.
Такалам глядел сквозь принца на мраморное кладбище и в этот миг сам был похож на изваяние. Нико снова обернулся и увидел, как в одной из расколотых девушек проступили черты Цуны. Юноша с отломленными руками оказался Мархом, а рядом с ним грудой обломков лежал Рори. Илан с головой, пронзенной железным штырем, покоился на вершине руин и… улыбался. Это все были порченые – чувства, сброшенные людьми на дно Каландула.
Принц хотел помочь им, но не смог пошевелиться. Вода держала его, словно призрачная сеть.
– Эй! Поднимайтесь! – крикнул Нико, и тут же противная рыбина, пахнущая уксусом, приклеилась к его лбу и осталась на нем, грея шершавый бок.
– Времени нет! Держись за мои усы! – воскликнул Такалам.
Он принялся раздуваться, пока не превратился в исполинского сома. Усы старика раскрутились и стали похожи на поводья. Нико невозможным усилием схватился за них, и прималь рванул вверх, туда, где сквозь толщу воды сияло солнце, напоминавшее громадный подсолнух.
– Скорее! Скорее! – подгонял он, увлекая принца к поверхности.
Нико видел, что куски статуй поднимаются вслед за ними. Противная рыбина все еще липла ко лбу и мешала смотреть, но руки были заняты, и принц не мог ее скинуть.
Сом плыл, неистово превращая пласты озера в пену и ломая кувшинки. Слой воды над головой стал совсем тонким, пронзавшие его лучи стекали в озеро жидким золотом и опускались на дно подсолнухами. Они касались статуй, зарождая в них жизнь, и те устремлялись к свету. Вскоре за Нико плыла армия людей в белых одеждах. Это зрелище наполнило принца ликованием.
– Такалам! – закричал он, выпуская изо рта пузыри. – Такалам, они со мной! Они все со мной!
Вместо ответа сом сделал последний рывок и прорезал поверхность. Нико готовился вдохнуть свежий воздух, когда прямо над ним навис гигантский черный диск светила. Он ударил принца сотней раскаленных штырей и… разбудил его.
Солнце оказалось медной люстрой с пологом хрустальных подвесок, а затмение – человеком, загородившим свет. Он склонился над Нико, чтобы обтереть лицо и сменить компресс – ту самую «рыбину», не отлипавшую ото лба.
На груди принца блестела армия тонких, как осенние паутинки, иголок. Такие же красовались на руках и ногах, и Нико невольно сравнил себя со швейной подушечкой. Ловкие пальцы мужчины щелкнули каждую иглу и поочередно вынули, а некоторые еще и предварительно покрутили, но боли не было. Принц только поморщился от неприятных мурашек. Он слышал об этой западной методике врачевания от обоих учителей. Но Такалам рассказывал о ее лечебных свойствах, а Тавар о смертоносных.