– Один раз кто угодно оступиться может, надо было дать парню шанс. Этот случай для него хорошим уроком будет.
Сашка молчит, не рискуя смотреть майору и коменданту в глаза.
– А не боишься, что тебя вместе с ним за дезертирство шлепнут.
– Боюсь, товарищ майор, но…
– Сам погибай, а товарища выручай. Так?
– Так точно, товарищ майор!
Танкист протягивает мне наши книжки.
– Ладно, подбросим вас до Усмани, лезьте в вагон, скоро отправляемся.
По большому счету майор, конечно, прав – Сашку за сон на посту и потерю оружия следовало примерно наказать, чтобы другим неповадно было. Но, с другой стороны, зачем губить восемнадцатилетнего полуголодного парня, выставленного в одиночестве на тормозную площадку под усыпляющий, монотонный перестук колес?
В вагоне мы попадаем в окружение танкистов, заинтересованных появлением новых персонажей.
– Артиллеристы? – интересуется местный вариант Васи Теркина.
– Зенитчики.
– Зенитчиков я уважаю, – подхватывает вагонный балагур, – вот у нас по осени случай был. Повадились «юнкерсы» нашу оборону бомбить, а у нас, как назло, ни одной зенитки в бригаде нет. Они же, сволочи, каждый день прилетают и бомбят, прилетают и бомбят.
Вагон дергается, лязгая буферами, и начинает неторопливо ускоряться. Танкист делает паузу в рассказе, подогревая интерес слушателей, один из которых не выдерживает:
– Ну, а дальше что было?
– А дальше наш полковник в штабе армии целый дивизион автоматических зениток выбил. Командир дивизиона – майор, походил по расположению бригады, с людьми поговорил, все расспрашивал: когда немцы прилетают, откуда заходят. Выяснил все – и поставил свои зенитки точно на пути «юнкерсов». На следующий день прилетели стервятники, один за другим выстроились и только пикировать начали, как зенитчики дали из всех стволов! Все семь «юнкерсов», один за другим, в землю вогнали! Вот с тех пор я зенитчиков и зауважал.
Рассказчик оборачивается ко мне, как бы ища поддержки, но я жестоко его обламываю:
– Брехня все это.
– Как брехня?! Ты сам там был? – Возмущенно подается ко мне уличенный во лжи, всем своим видом показывая, что чуть ли не кулаками готов доказать правдивость своей истории.
– Сядь.
Невысокий крепенький танкист со старшинскими треугольничками в петлицах толчком руки отправляет забияку на место и обращается ко мне:
– Обоснуй.
– Во-первых, «юнкерсы» семерками не летают, чаще девятками или полным штаффелем, так по-немецки эскадрилья называется. Во-вторых, один за другим они пикируют, только когда точечный объект бомбят, мост или капэ. А оборона бригады по фронту сколько занимает? Да и зачем им одно и то же место каждый день бомбить? А самое главное, даже целым дивизионом «лаптежника» на пикировании трудно сбить. Один-два еще может быть. Три – это очень большая удача. А чтобы всех – брехня.
– Слышали? – обращается к собравшимся старшина. – А ты, Федосеев – трепло. Всего неделю на фронте был, а разговоров на целый год.
Возразить старшине Федосеев не рискует и, что-то ворча под нос, убирается на нары в угол вагона. Осадивший его танкист приглашает нас ближе к печке и начинает расспрашивать, разговор с ним я беру на себя.
– Где воевал?
– От Днепра до Ельца, зиму в запасном полку кантовались.
– И как воевал?
– Да по-разному. Стреляли, отступали, под Брянском из окружения выходили.
– Понятно. А хоть одного сбил?
– Нет. Под Ельцом зацепили одного, да он все равно ушел. Зато три танка подбили, – не удержался, похвастался.
Брови старшины ползут вверх.
– Три?
– Не сомневайтесь, товарищ старшина, даже справки на все три есть.
– А ты, оказывается, орел, сержант. У меня только два, да и то последний…
Глаза танкиста темнеют от тяжелых воспоминаний. Справившись, он продолжает:
– А к нам какими судьбами?
Я рассказываю. Танкисты сочувственно слушают, когда заканчиваю, старшина высказывает свое мнение:
– Вы всего часа три отсутствовать будете, может, и пронесет, если комбат ваш историю раздувать не станет. Батарея в составе сборного эшелона идет, и пока докладывать ему просто некому, а к месту назначения весь личный состав и оружие будут в наличии. Так что в дезертирстве вас обвинить трудно, разве что в самовольной отлучке.
– А зачем комбату чепэ на батарею вешать? Хотя все может быть.
– А ты, – обращается танкист к Сашке, – по гроб жизни ему обязан. Считай, от расстрельной стенки он тебя оттащил. Понял?
– Так точно, понял, – виновато тянет заряжающий, всем своим видом демонстрируя полное раскаяние.