Личный состав дивизиона расположился на лужайке недалеко от магистральной рулежной дорожки. Рядом стояли машины, отдельной кучей были сложены дрова, без которых в пустыне не приготовить пищу, тут же лежали печки, палатки, матрацы, одеяла, горы коробок и коробочек с продуктами, ящики с приборами и запасными деталями, доски, инструменты и множество всяких других вещей, как будто дивизион готовился к отбытию на необитаемый остров.
"Гвоздь забудем взять - так хрен мы этот гвоздь потом в той пустыне достанем", - озабоченно говорил старшина Миколюк, сверяя написанный фантастическими каракулями список имущества с его фактическим наличием.
На траве группами разлеглись бойцы (так зимой собираются бездомные собаки на теплые вентиляционные решетки), покуривали и с явным интересом ожидали дальнейшего развития событий, поскольку все происходящее далеко выходило за рамки обычной рутинной солдатской службы - нарядов, караулов, командировок на уборку овощей, погрузку и разгрузку - и поэтому вызывало неподдельный интерес. Кто бы что ни говорил, а солдатская служба в зенитном ракетном дивизионе очень тяжела. "Через день на ремень" для бойца - это не абстрактные стихи, это жизнь. Можно за триста дней службы отмахать сто пятьдесят караулов, а много это или мало - надо спросить у отслуживших. Многие бойцы, особенно редких и дефицитных специальностей, например телефонисты, релейщики, дизелисты, зачастую по полгода не ночуют в казарме, а сидят на рабочих местах, располагаясь на ночь, не раздеваясь, на матрасе далеко не первой свежести где-нибудь в углу кабины, где и вытянуться-то в полный рост проблема. Еще тяжелее - во время увольнения и очередного призыва, когда отслужившие уже уволены, а призванные еще не прибыли или еще не готовы к самостоятельному несению службы. В такие времена бойцы месяцами не выходят из кабин.
А что такое переночевать хотя бы одну ночь в кабине, например, зимой? Во-первых, кабина - это здоровенный металлический ящик типа контейнера, битком набитый аппаратурой, а во-вторых, ящик необычайно дырявый, поскольку имеет множество вентиляционных люков и лючков для отвода горячего воздуха от аппаратуры и не меньше люков входных коробок для подвода силовых, высокочастотных и сигнальных кабелей, говорить о какой-то герметичности кабины не приходится. Для внутреннего обогрева, когда аппаратура выключена, есть электрическая печь мощностью шесть киловатт, в считанные минуты она нагревает воздух чуть ли не до тридцати градусов. Казалось бы, куда уж лучше. Однако есть тут один нюанс. Ложишься спать, печку, естественно, включаешь. Под ее убаюкивающий рокот засыпается быстро и легко, волнами нагоняется тепло. Солдату, чтобы заснуть, требуется не более шести секунд. Однако через сорок минут ты просыпаешься весь в поту и в мыле от жары и духоты. Печка с ругательствами и проклятиями выключается. На повторный отход ко сну требуется также не более десяти секунд. Но очередное просыпание происходит гораздо быстрее, теперь уже совершенно по другой причине - от жуткого холода, поскольку металлическая, да еще с многочисленными отверстиями, кабина совершенно не держит тепла. Если сорок минут назад страдал от жары, то на этот раз еле отодрал голову от подушки - примерзли волосы. И так всю ночь. А летом - комарики, для которых преград практически не существует.
Длинной северной зимой в дивизионе в основном в ходу всего два вида солдатской деятельности - караульная служба и борьба со стихией, то есть уборка снега на позиции. А поскольку метет иногда по многу суток без перерыва, то и недостатка в работе нет. Спрессованный злющими зимними ветрами снег приходится иногда пилить двуручными пилами.
Тяжела и занудна солдатская служба. А тут волею судьбы подвернулось развлечение - да еще какое! Знакомство с военно-транспортной авиацией, воздушное путешествие, казахская полупустыня, ракетная стрельба! Когда еще будет такой случай. А чем закончится эта стрельба, так то пускай у командира голова болит, для бойцов главное не победа, а участие...
- Самолета нашего пока нет, - вернулся от диспетчера замполит дивизиона майор Черепанов, - но, говорят, уже на подходе, через сорок минут посадка.
- А какой самолет? - спросил Волков.
- "Ан-12", - доложил Черепанов, - бортовой номер семьдесят семь.
- Лучше бы не семьдесят семь, а три семерки, как портвейн, - невесело пошутил Волков. - Ладно, Анатолий Александрович, отдыхайте пока.
Майору Черепанову до увольнения в запас осталось 289 дней, о чем он сегодня утром с превеликим удовольствием и напомнил Волкову.
Заложив руки за спину, Волков стал прохаживаться взад-вперед по бетонке рулежной дорожки, погрузившись в свои предполигонные думы, изредка бросая взгляды на свое нестройное войско, в данный момент (по причине заношенного и застиранного добела рабочего обмундирования) больше напоминавшее бедных, разоренных жителей дотла выгоревшей деревни, чем бойцов регулярной армии.
Через несколько дней предстояла боевая стрельба по инспекции министра обороны, что в плане практическом означало стрельбу с полным расходом ракет, в данном конкретном случае - три в очереди. Что такое боевая стрельба - всего лишь несколько минут до предела уплотненного времени: сначала пуск полигоном ракеты-мишени, обнаружение мишени, потом пуск своей ракеты (или ракет, по обстановке), наведение, подрыв боевой части, мишень в куски - оценка "отлично". Но все не так просто...
Один из мифов нашего времени состоит в том, что считается, будто продукция ВПК обладает какими-то чудодейственными характеристиками и на несколько порядков превосходит технику гражданского назначения. Как будто изготавливают ее на Марсе. На сборке ракет между тем стоит такой же слесарь Иван Петров, как и на сборке картофелеуборочного комбайна. Разница, конечно, есть: усилен контроль за производством, военная приемка, но все равно бывает такая техника, которая и не стреляет, и не летает, и не плавает, и вообще, несмотря на вбуханные деньги, не работает. Нормальное ее состояние - неисправное. На этой технике в войсках постоянно работают "промыслы" - так называют представителей промышленности. А неисправности, возникающие в ходе подготовки вооружения к боевой стрельбе, укорачивают на несколько лет жизнь командирам дивизионов и батарей.
Волков задержал взгляд на офицерах дивизиона, разлегшихся на траве почти рядом с солдатами. О чем-то оживленно беседовали друг с другом неразлучные два капитана - Чернов и Витченко. В судьбе капитанов было очень много общего. Оба почти в один год закончили инженерную радиотехническую академию, оба доросли до заместителя командира дивизиона по вооружению, и оба за пристрастие к пьянству были освобождены от занимаемых должностей, а потом - за то же понижены еще раз. В настоящее время капитаны пребывали в первичных должностях старших техников. Как говорил Чернов: "С чего начинал, к тому и пришел!" "Прошел славный боевой путь от командира первого взвода до командира третьего", - вторил ему, вздыхая, Витченко. Петр Тимофеевич Витченко был сорокалетний худощавый мужчина высокого роста, с редковатыми седыми волосами, очень подвижный и вспыльчивый, а квадратного формата, но длиннорукий Григорий Иванович Чернов, с ладонями, напоминавшими малую саперную лопату, был нетороплив в словах и действиях, раздумчив и, несмотря на свои тридцать девять, не имел и намека на лысину или седину. О его возрасте напоминали лишь похожие на глубокие царапины морщины. Витченко был в прошлом блондин, а Чернов, в полном соответствии с фамилией, черен и кучеряв.