– Тони, ты вовлек меня в свое предательство. Я давал присягу. Я правительственный чиновник.
– Что, решил заслониться флагом? Мы в Голливуде? Сейчас вступит оркестр? То, что я упомянул о тебе индусам, всего лишь торгашеская уловка. Китайцы ничего не подписывали. Это был просто рекламный трюк. – Тони пристально вглядывался в лицо старого знакомого. Кончай, приятель. Топовым венчурным игроком ты не был никогда, но ты определенно из наших кругов. Или ты не понял ещё, как много потерял? Что осталось у тебя в жизни? – Тони вытер кровь с подбородка. – Ты знаешь хотя бы, зачем я таскал твой дурацкий бластер в сраном рюкзаке? Хотел послать его тебе почтой. Откуда-нибудь. В Америку нынешней жуткой урезанной версии я не вернусь никогда. Не имею ни причин, ни желания. У меня будет другая жизнь, в лучших краях. Отпусти меня, Ван.
– Никуда ты не пойдешь.
– Отпусти куда угодно. Я парень изобретательный, фантазия у меня богатая. Я просто придумаю себя заново, в одну ночь, ладно? Мне всё равно, куда ты меня отправишь, потому что мой дом – весь свет. Если захочешь, я хоть в таиландском лепрозории поселиться могу. Принесу неграмотным массам радости широкополосного доступа. Это тебя устроит?
– Как, Тони? Ты покаешься, а потом – что я сделаю взамен? Что тебе потом от меня понадобится?
– Ничего! Правда, ничего! Только отпусти меня.
Ван согласно кивнул.
– Видишь – вон там, в дверях, стоит чёрный великан? Загораживает единственный выход. Стоит между тобой и свободой.
Тони бросил взгляд через плечо и взвизгнул.
– Это мой кибервоин, Тони. Я привел их сюда, чтобы тебя уничтожить.
Тони изумленно уставился на старого приятеля:
– Чёрт, о чём ты толкуешь?
– Аль-Каеде всего пятнадцать лет, Тони. Коммандос из американского спецназа умирали в тайных войнах с тех пор, как Джон Кеннеди в шестьдесят третьем спустил их с поводка. Вот мои партизаны. Вместе мы только что победили тебя и твой заговор. Я хочу кое-что знать, мистер так называемый космический вояка. Твой единственный путь из башни лежит мимо моего солдата. Убьёшь ты его?
– Вопрос с подвохом?
– Да.
– Убью его, извини, чем? Винтовку ты у меня отобрал.
– Можешь воспользоваться бластером, которым я в тебя целюсь, Тони. Потому что я засунул в него патрон от твоей винтовки. А потом включил в сеть.
Тони скептически глянул на бластер.
– Шутишь? Что это за оружие такое? Включил, прибавил жару, рано или поздно капсюль сдетонирует и кто-нибудь убьётся? Идея в этом?
– Такова кибервойна, Тони.
– Слушай, Ван, я не хочу играть в твои дурацкие игры.
– Теперь не хочешь, Тони. Потому что в эту игру я играю лучше тебя.
Тони нагнулся, чтобы заглянуть в ствол бластера.
– Ты правда запихал настоящий патрон в эту игрушку?
– Кибервойна тоже настоящая.
Бластер взорвался. Кэрью вышвырнуло из кресла. Охотничий патрон на 250 гран пороха был рассчитан на то, чтобы уложить матерого лося с четырехсот ярдов. В теле Кэрью зияла дыра.
Руку обожгло болью. Ван опустил глаза. В плече его застрял почерневший осколок металла. Черную рубашку усеяли мелкие дырочки. Следы мельчайшей титановой шрапнели. Из самых глубоких ранок начинала сочиться кровь.
Из чернеющего проема выступил Хикок. Он подошел к Вану и, не говоря ни слова, выдернул из его плеча титановый осколок. Ван скрипнул вставными зубами и промолчал.
– Я наложу бинт, – заметил Хикок, открывая рюкзак. – Просто не верится, что ты пристрелил ублюдка. Эти кибервояки внизу ведут себя как паиньки. Даже мухи не обидели.
– Майк, послушай меня. В информационной войне пальба ничего не решает. Главное – это пиар. Мы исчезнем этого парня и все его следы. Сломаем его пушку. Всё, что здесь случилось, на самом деле никогда не случалось. Публика ничего не узнает.
– Понял, сэр, – отозвался Хикок.
– Инженеры-иностранцы в серверной? Пять минут назад это были специалисты на рабочих визах. Отныне это подпольная ячейка кибертеррористов. Если придется их пристрелить – хорошо. Если разбегутся и попрячутся – скатертью дорога. Если попадутся Эшкрофту – помоги им боже! Пора вызывать подмогу.
– Ур-ра, сэр. – Хикок с товарищеской чуткостью бинтовал кровоточащую рану на плече программиста. – А кому именно полагается звонить в подобных ситуациях?
– Должно быть, группе быстрого реагирования министерства внутренней безопасности. О, погоди, она ещё не создана. Тогда кто у нас поближе? База ВВС в Колорадо-Спрингс? Звони чёртовым летчикам, Майк. Гони сюда «чёрные вертолеты».
Ван поморщился, когда Хикок затянул бинт.
– Демерол? – со знанием дела предложил спецназовец.
– Ага, – просипел Ван. – Демерол. Отличная штука.
Хикок глянул на расплывающуюся под трупом Тони Кэрью лужу крови.
– Босс, у нас тут на руках очень дохлый миллионер.
– Я об этом уже подумал. Надо уничтожить все следы случившегося. У меня есть план.
– Я знал, что у вас найдется план, доктор Вандевеер. Ничего, если я кое в чём признаюсь? Я много раз видел, как гибнут люди. Очень много. Ещё в девяносто восьмом бросил считать. «Телевизионная война» – да, бомбардировки – да, попутные жертвы – да. Но за всё это время я никогда не убивал человека собственными руками. Ни единожды. – Хикок глянул Вану в глаза. – Вы жесткий сукин сын, босс. Настоящий профи.
– Злодея отправляем в орудие массового уничтожения, – скомандовал Ван.
– О нет, Ван. Господи!
– Да. Тело сбросим в телескоп. Взламываем операционную систему. Ставим мощность лазеров на сто десять процентов. Ворота в небо закрываем. Дверь запираем снаружи. Террорист исчезает. Напрочь. От него не останется ни слуха, ни пепла. Он испарится. Это герметичная башня из горючей соломы. Когда подскочат давление и температура, эта штуковина разлетится на мелкие кусочки.
Хикок почесал голову под каской.
– Как, говоришь, нам надо это сделать?
– Не нам, Майк. Мне. Ты держись поблизости и записывай всё на видео.
Ван гнал электрокар одной рукой, в темноте, вниз по горному склону. На шее у него висели заряженное на лося охотничье ружье, повязка для раненой руки и открытый лэптоп. Хикок помог ему наценить кислородную маску и смастерил импровизированную сбрую для газового баллона.
От нескольких глотков чистого кислорода у Вана в прямом смысле открылось второе дыхание. Через страх, омерзение, бешенство и усталость он пришел к состоянию триумфального блаженства. Было два часа ночи. Он убил человека. Он был ранен в бою. Он не испытывал ни на гран сомнения или раскаяния. Никогда прежде он не мыслил так ясно.
Он был в восторге.
Истина заключалась в том, что он любил войну. Никогда прежде он не был в бою, но теперь осознал, что поле боя – его дом. Он любил сражение больше, чем женщин, еду или сон. Если кибервойна окажется для него запретна, ему останется только скрипеть зубами. В часы мира он будет тосковать по любимой своей, прошедшей войне. Будет тосковать.
В оперативном центре его ждал Уимберли. Он стоял над потерявшим сознание сисадмином и щелкал мышкой.