Приятный, явно уже в возрасте, мужской голос пел:
«Красивая песенка!», – решил про себя Алекс. – «Типа – с глубинным философским смыслом и подтекстом. Только, вот, откуда бы в древней Ирландии – взяться степи? Нестыковочка, однако…».
Наконец, на дороге показалась крытая повозка, влекомая вперёд старым, местами облезлым чёрным конём.
– Странная лошадка, – не вставая с камня, пробормотал Алекс. – Какая-то она, или же он… Широкая, с очень толстыми и короткими ногами. А диаметр тёмно-коричневых копыт, вообще, невероятный. В том плане, что невероятно-большой… А повозка-то солидная, ничего не скажешь. Просторная, крытая новёхонькими коровьими и лошадиными шкурами. Надёжное такое сооружение, практически – дом на колёсах. Никакая непогода с таким серьёзным движимым имуществом нестрашна. Колёса же деревянные. Впрочем, щедро оббитые по ободу широкими полосами тёмного железа. Вернее, бронзы…
Песенка – тем временем – стихла, а повозка, неприятно скрипнув напоследок колёсными осями, остановилась.
– Привет, путник! – из кожаного фургона на зелёную ирландскую травку спрыгнул кряжистый седобородый старикан, одетый непрезентабельно и скромно. – Тебя, кажется, Шелдоном величают? Не нас ли здесь дожидаешься, парнишка? – небрежно прикоснувшись толстым указательным пальцем к краю рваной широкополой шляпы, представился: – Генри Борхун, эсквайр. К твоим услугам.
– Может, и вас, – невозмутимо передёрнул плечами Алекс. – Кто, собственно, знает?
– Это точно, – понимающе хихикнув, согласился Борхун. – Кто, действительно, знает? Скажу по большому секрету, что иногда даже и сам Всевышний теряется в догадках – относительно истинной сущности знаковых событий, происходящих – время от времени – в нашем странном и призрачном Мире…
– С кем это ты болтаешь, дядюшка? – поинтересовался звонкий девичий голосок. – Сам с собой? Или с ирландскими вечнозелёными холмами?
Рядом с кряжистым мужичком появилась молоденькая девушка – невысокая, очень гибкая, рыженькая, одетая в длинное тёмно-фиолетовое платье, украшенное многочисленными светло-лимонными оборочками и рюшечками.
«Натуральная Скарлетт О Хара», – решил Алекс. – «Чётко ощущается, что характер у барышни, отнюдь, несахарный. Своевольная такая вся из себя, насмешливая, разговорчивая и свободолюбивая. И, естественно, чётко знает, чего хочет от этой жизни. Если такая чертовка втемяшит что-либо в свою рыжеволосую голову, то её уже ни за что не переубедить. Дело откровенно-бесполезное и зряшное…».
– Здравствуй, Шелдон! – радостно и приветливо улыбнулась девица. – Давненько не виделись, бродяга! Как твоё самочувствие? Зажило правое плечо? Помнишь, как я извлекала из раны наконечник датской стрелы? Впрочем, стрела – запросто – могла оказаться и норвежской. Кто этих диких викингов разберёт?
– Это точно, все скандинавы – практически – на одно лицо, – осторожно откликнулся Алекс. – В том смысле, что на одну зверскую и бесстыжую морду. Только по бородам и можно немного ориентироваться. У шведов и датчан они, чаще всего, русые и пегие, а у норвежцев – слегка рыжеватые… А, вот, про наконечник стрелы, извлечённый из моего правого плеча, извини, не помню. Запамятовал. У меня этих ран – и не сосчитать. Если каждую помнить, то и с ума можно, ненароком, сойти…
– Согласна с тобой, бродяга. Но имя-то моё, хотя бы, запомнил?
– Айника, кажется.
– У всех мужчин – память девичья, – неодобрительно поморщилась рыженькая девушка. – Меня зовут – «Аннель». Повтори.
– Аннель.
– Молодец. Хвалю… Поедешь с нами, Шелдон?
– А куда, если не секрет?