– Ага.
– Хорошо. Жди…
И двух минут не прошло, а светловолосая девица – вместе с симпатичными ямочками на щеках – уже обосновалась на соседней ветке.
«Шустра и ловка, чертовка!», – одобрил впечатлительный внутренний голос и тут же предостерёг: – «С такими, братец, надо быть всегда настороже. Чисто на всякий пожарный случай. Дабы впросак – нежданно-негаданно – не попасть… А ножки-то какие! Обрати внимание. Сарафанчик – в сидячем положении – стал, понятное дело, ещё короче. Как говорится, блеск и полный отпад. Я тащусь и медленно офигиваю…».
– Заканчивай, Пушениг, пялиться на мои коленки! – отчаянно покраснев, нахмурилась девушка. – Если, конечно, не опасаешься грядущих неприятностей.
– О каких таких неприятностях, симпатичная селянка, ты говоришь? – целомудренно отведя глаза в сторону, уточнил Алекс. – Не понимаю, право слово…
– Что же тут непонятного? Заявишься в следующий раз – с угольной корзиной за плечами – в наш славный Круппендорф, а от былого радушного приёма и следа не осталось. Наоборот, старухи, сидящие на скамеечках, надменно плюются вслед, собаки злобно гавкают, а встречные пареньки отчаянно задираются. И угля не продашь, и парочку синяков можешь запросто отгрести… Кстати, а почему это ты, бездельник бородатый, величаешь меня то «красоткой», то «симпатичной селянкой»? Забыл моё имя?
– Ничего и не забыл. А-а… Аннель?
– У всех мужчин – память девичья. Меня зовут – «Анхен». Повтори.
– Анхен.
– Молодец. Хвалю за понятливость. И, такое впечатление, уже не первый раз… Итак. О каком замечательно-красивом виде-пейзаже ты толковал?
– Ну, как же. Длинное-длинное озеро, наполненное – до самых краёв – нежно-голубой прозрачной водой. Многочисленные задумчивые острова и весёлые островки. Величественные горы, украшенные белоснежными шапками вечных снегов, нависающие над противоположным озёрным берегом. Ранний светло-сиреневый вечер…
– Ты это серьёзно? – подозрительно прищурилась Анхен. – Или же дурака старательно валяешь? Мол: – «Мы, углежоги, ребята простые-простые. Ещё, ко всему прочему, и незатейливые. Интересуемся только завлекательными природными картинками…».
– Ничего и никого я не валяю, – обидчиво надулся Алекс. – А чем ещё кроме красот озёрной долины, находясь на этой толстой ветке, можно интересоваться?
– Может быть тем, что находится у тебя за спиной?
Он, крепко держась ладонями за шершавый и тёплый ствол сосны, обернулся.
«Ничего себе. Так его и растак», – тихонько пробормотал ошарашенный внутренний голос. – «Картина маслом кисти неизвестного художника под знаковым наименованием: – «Скорбный мрак, сгущавшийся над мрачной Долиной серых теней…». Впечатляет, честно говоря…».
С противоположной стороны холма простиралась широкая травянистая долина, над которой задумчиво клубился призрачно-серый туман. А за туманом – на изумрудной траве – просматривались-угадывались неподвижные человеческие тела.
«Достаточно много тел. Тысяча не тысяча, но сотен семь-восемь, наверное, наберётся», – принялся комментировать назойливый внутренний голос. – «Безусловно-мёртвых и беспорядочно разбросанных по лугу, густо покрытому кроваво-алыми лужицами. Не иначе, здесь совсем недавно отгремела серьёзная битва. В том смысле, что отзвенела жаркая сеча…».
– Благородные склавины [12]сражались с римскими цепными псами, – пояснила девушка. – Проконсул провинции Норик [13]никак не может угомониться. Сволочь неуёмная. Шлёт на берега Вербного озера легион за легионом. Упрямец носатый…
– А кто, кха-кха, победил в этом сражении? – смущённо откашлявшись, спросил Алекс.
– Никто. Как и в прошлые разы. Посекли друг друга от души и, подобрав раненых, разошлись в разные стороны. То есть, остатки отрядов разошлись… Почему, углежог, ты забеспокоился? Что-то заметил?
– Туман какой-то странный и подозрительный. Словно призрачным серым саваном накрывает долину. Потусторонним – так и веет.
– Тризна приближается.
– Как это – тризна?
– Скоро, Пушениг, всё сам увидишь. А пока – слушай…
Откуда-то (может, из небесной Вышины?), долетели едва слышимые мелодичные звуки, наполненные благородной печалью и тщательно-скрываемым безразличием. Чуть позже на дальнем краю долины появились, возникнув из неоткуда, девять высоких, слегка подрагивающих фигурок, вокруг каждой из которых наблюдались тонкие светло-жёлтые и бело-серебристые контуры-ореолы.
Фигурки стали постепенно и плавно приближаться, и – по мере их приближения – мелодичные звуки постепенно преобразовались в гортанную и монотонную песню:
Песня стихла. Чуткое каринтийское эхо задумчиво выдохнуло на прощанье:
– Росой, босой, ой…
Неожиданно по вечернему тёмно-сиреневому небосклону, свободному от кучевых облаков, протянулись – с северо-востока на юго-запад – неровные светло-зелёные полосы. Через несколько мгновений полосы начали причудливо изгибаться, меняя и беспорядочно чередуя цвета. Вот, одни полосы стали светло-голубыми, другие – нежно-розовыми, а между ними беспорядочно заплясали-задвигались аметистовые и густо-жёлтые сполохи.
– Небесные огни, – зачарованно глядя в небо, кротко улыбнулась Анхен. – Очень красиво. Даже сердечко забилось чаще.
– Классическое полярное сияние.
– Откуда знаешь, угольщик неотёсанный, ни разу в жизни не покидавший своей лесной деревушки? Ах, да, совсем забыла. Ведь твои прадеды и прабабки переселились в эти места с далёкого севера. Видимо, рассказывали… А почему в твоём голосе нет удивления? Мол: – «Откуда здесь, в краях тёплых и светлых, взяться полярным огням-всполохам?»… Что скажешь?
– Валькирии, – после короткой паузы тихо-тихо произнёс Алекс. – Эти девять фигурок – валькирии. Они, э-э-э…
– О чём это ты бормочешь, Пушениг? Никак прозрел и слегка испугался?
– Есть такое дело. Слегка. Врать не буду.
– Тогда расскажи бедной германской поселянке.
– О чём?
– Об ужасных и суровых валькириях, жалости не ведающих, – сделала «страшные» глаза девушка. – Что знаешь, то и расскажи. А я потом, так и быть, дополню. Начинай, углежог стеснительный. Не томи.
– Расскажу, конечно. Слушай… Валькирии – это такие воинственные мифические девы, которые…
– Мифические? – ехидно хмыкнув, перебила девушка. – Ты в этом уверен, чумазый углежог?
– Не цепляйся, красотка, к словам, – неотрывно наблюдая за долиной, погружённой в лёгкую туманную дымку, попросил Алекс. – Конечно, не мифические… Как может быть «мифическим» то, что мы наблюдаем собственными глазами? Причём, находясь в твёрдом уме и трезвой памяти? Никак, ясен пень. Итак, продолжаю… Валькирии, что немаловажно, являются – у многих северных народов – символом победоносной войны. Более того, считается, что они составляют свиту могучего Одина и участвуют в распределении побед и смертей в битве. От блеска доспехов валькирий, как утверждают старинные народные поверья, на небе и возникают полярные сияния… Почему ты так многозначительно усмехаешься?
– Говоришь, мол, валькирии принимают участие в распределении побед и смертей?
– Ага, участвуют. В обязательном порядке. А потом сопровождают Души воинов, погибших в бою, в Вальхаллу – это такой небесный лагерь дружинников Одина. Чертог убитых бойцов, образно выражаясь. Там девы-воительницы покорно прислуживают гостям во время дружеского пиршества…
12
Склавины – так в римских и византийских летописях называли западных славян, иногда путая их с германскими племенами.
13
В античные времена Каринтия (в настоящее время входит в состав Австрии), относилась к древнеримской провинции Норик.