Выбрать главу

Через безбожно растянувшуюся секунду хрустальный звон стих в опустевшем воздухе. Последние осколки одиночной капелью тренькали из тонких рам на оголившихся стенах.

В хрусте поднялся ошарашенный охранник:

- Это что было? Теракт?

Неуверенно выглянувший из-под Ваниной куртки шеф шепотом выматерился, оглядываясь по сторонам.

- Неа, не теракт, - вздохнул Ваня, вскакивая на ноги и пятясь к двери. - Это всё я. Моя вина, Сан-Саныч, я уволюсь после праздников! Честно! И всё выплачу за ремонт!

Про ремонт он выкрикнул уже на пороге, после чего сбежал, хлопнув дверью.

Шеф и охранник смотрели на дверь, ничего не понимая.

- Почему ты, Вань? Ты же со мной сидел! Ты ж ни при чем тут... - пробормотал шеф.

- Может, это землетрясение было? - предположил охранник.

- Или конкуренты подарочек преподнесли, - покачал головой Сан-Саныч. - Ну, всё равно интерьер когда-то надо было обновить. Вот и сделаем ремонт, пока закрыты на каникулы. Где-то у меня был телефончик мужа подруги тещи, у него строительная фирмочка и шесть малолетних внуков - он терпеть не может в праздники дома сидеть.

2

Ваня стоял перед городской елкой и шмыгал носом, не обращая внимания на снующую вокруг толпу. Пусть думают, что он простуженный, поэтому в соплях. А ненавидяще пялится на красную звезду на макушке - потому что монархист, вот почему!

- Пусть эта зеркальная чушь закончится, очень тебя прошу, дедушка Мороз! - шептал Ваня заветное желание. - Понимаешь, дедушка Мороз, очень хочется нормальной жизни. Нормальной, понимаешь? Я не прошу сказочной новогодней ночи или чтобы у меня приключилась опупенная любовь нечеловеческая. Пожалуйста, сделай так, чтобы зеркала больше не бились, а? Ведь у всех людей не бьются, а у меня проходу нет! И жизни нет. Эх...

Обидно было знать, что новый год начнется с увольнения. Работа Ване нравилась, да и задержался он на этом месте дольше, чем на всех прочих вместе взятых. Устал он мытарствовать, прямо скажем.

По дороге домой он купил бутылку водки, банку соленых огурцов - и маленькое зеркальце, упрятанное в круглую жестяную шкатулку, вроде безвкусно изукрашенных дамских пудрениц, только без пудры. Он решил в этот раз разобраться со своим проклятием раз и навсегда! Сойтись лицом к лицу с неизведанным потусторонним, так сказать. Правда, в магазине попросил продавщицу самой выбрать зеркальце, упаковать хорошенько и положить в пакет с покупками, ему при этом не показывая.

Дома он хорошо подготовился: нарезал бутерброды, откупорил водку, открыл банку с огурцами, налил стопку, сунул в банку вилку, чтобы огурцы выуживать. Достал катушку широкого прозрачного скотча и отрезал кусок. Сел за стол, поставил перед собой «пудреницу».

Зажмурив глаза и отвернувшись, осторожно вслепую приоткрыл крышечку - просунул внутрь пальцы с куском скотча. На ощупь тщательно залепил всё стеклышко. Чтобы, значит, если вдруг разлетится, то осколки не воткнутся ему в физиономию, а останутся на липкой пленке.

Закончив с приготовлениями, Иван хлопнул стопку, глубоко выдохнул, закусил хрустящим корнишоном.

Открыл «пудреницу» - и принялся высказывать зеркальцу всё, что накопилось на сердце. Громко, четко, обстоятельно, вслух. Начиная со случаев из раннего детства.

Когда заболело горло, он поймал себя на том, что просто в голос орет на «пудреницу». Ходит по кухне взад-вперед и разглагольствует, как полоумный. Оглянувшись на часы на стене, Ваня охнул - и кинулся к холодильнику, к плите: час до полуночи, а у него праздник встретить нечем, кроме едва тронутой бутылки водки. Ее он, кстати, от греха подальше завинтил крышкой и задвинул под стол.

Вскоре весело заскворчала картошечка на сковородке, облились майонезом крупно покромсанные помидор и огурец, изображая собой праздничный салат.

Ваня протянул руку, чтобы включить маленький телевизор, стоявший на тумбочке между микроволновкой и электрическим чайником. И замер. Потому что случайно взгляд коснулся открытой «пудреницы». А в оной, в зеркальце, сквозь пузырчато приклеенный мутный скотч отчетливо виднелся чей-то палец. Не отражение Ваниного, никак нет. Это был чужой палец из зеркальной вселенной.

И этот палец старательно выводил на запотевшем - с той стороны запотевшем! - стекле два кривоватых знака: палка и символ вечности.

Ваня, стараясь не дышать, опасливо присел перед столом на корточки, так чтобы над столешницей оставались только округлившиеся глаза и макушка с поднявшимися дыбом волосами. Вперил безотрывный взгляд в зазеркальное таинственное действо.

Однако нарисовав два знака, палец скрылся за рамкой.