Мария-Элена осенила себя святым ключом и привычно опустила глаза.
— Аэссе.
Мамины платья она надеть так и не решилась, покидая монастырь в грубой одежде из серого сукна. Единственное отличие — под одеждой покоилось мамино зеркало. И прикосновение кожа к теплому металлу оправы как-то успокаивало. Словно мама была рядом.
Словно рядом был хоть кто-то… как же страшно!
Отец небесный, будь милосерден. Мать-заступница, смилуйся…
Карета ждала за воротами. Роскошная, отделанная золотом, вся в узорах и завитках, с гербом Домбрийских на дверце — ланью в прыжке. И на минуту Мария-Элена почувствовала себя такой же ланью. Загнанной, испуганной, которой не уйти от охотника.
— Ваше сиятельство, — поклонился ей молодой мужчина в цветах Домбрийских, — Позвольте представиться. Дорак Сетон, начальник вашей охраны.
Мария-Элена кивнула, не поднимая головы.
— Благодарю вас, господин…
— Прошу вас пожаловать в карету. Мой отряд будет сопровождать вас домой, в Донэр. В карете вас уже ждет горячий завтрак и теплый плащ, а если вы что-то пожелаете, обращайтесь ко мне. Я сделаю все, что в моих силах ради вашего удобства.
— Благодарю вас, господин.
Второй раз получилось увереннее. И глаза поднять тоже получилось, словно кто-то толкнул под руку.
Мужчина смотрел на Марию-Элену и улыбался. Высокий, черноволосый и синеглазый, белозубый и мускулистый, живое воплощение девичьих грез.
Точно бабник…
Откуда у Марии-Элены возникла в голове последняя мысль, она и сама бы не сказала. Звучало это удивительно вульгарно, но решительно.
— Прошу вас, госпожа. Окажите мне честь…
Дорак опустился на одно колено, как следовало по придворному этикету, и протянул руку, обернутую плащом, чтобы дама опиралась, входя в карету. Мария-Элена, покраснев до кончиков ушей, неловко коснулась пальцами плаща, шагнула на первую ступеньку, пошатнулась, едва не упала…
Спас положение Дорак, вовремя подхвативший даму под локоть и перенаправивший вместо лужи — в карету.
Мария-Элена пискнула что-то невразумительное, но дверца уже закрылась и девушка оказалась в обитом бархатом полумраке. Отдернула занавески, осторожно вгляделась…
Дорак командовал людьми, которые рассаживались по коням. Вот он сам взлетел в седло, лихо, почти не касаясь стремени, и махнул рукой. И карета двинулась вперед.
Марии-Элене было откровенно страшно.
Она достала из кармана четки и привычно вспомнила молитву.
Отец милосердный наш…
Молитва почему-то не помогала. Даже наскучила, что было и вовсе странно. Мария-Элена вздохнула, потом укуталась в плащ, лежащий на противоположном сиденье, и достала зеркало.
Оттуда на нее смотрела совсем другая девушка.
Уверенная, решительная, серьезная… ах, если бы она была такой!
А ей — страшно, так страшно…
А пахнет вкусно. Особенно после овсянки. Интересно, что в корзинке?
Мария-Элена, хоть и привыкла к монастырской умеренности, но все же была нормальной, живой и здоровой восемнадцатилетней девушкой, с таким же здоровым аппетитом.
И через несколько минут салфетка, которой была накрыта корзина, полетела в сторону, а в руках у монастырской воспитанницы оказался громадный пирог с мясом. С поджаристой хрустящей корочкой.
Переживания? Подождут!
И девушка занялась пирогом, не обращая внимания более ни на что. Он же с мясом, с соком… Марии-Элене совершенно не хотелось закапать все соком, измазаться и выглядеть как поросенок.
Уммм… как же вкусно! Просто невероятно!
Дорак Сетон покосился на карету и едва спрятал презрительную усмешку.
И вот это — Домбрийская?
Вот эта серая бесцветная мышь?
Да на нее без слез не взглянешь, она же страшна, как смертный грех. И судя по всему — так же глупа, как грешники. Такую можно украсить лишь очень серьезным приданым… к примеру — герцогством Домбрия. Но вряд ли родственники уделят ей хоть кусочек от пирога…
Ну и поделом.
Удел серых мышек — быть пищей для кошек и котов. Это закон жизни…
Разумеется, себя храбрый капитан относил к последней категории, но позариться на это?
Столько даже он не выпьет…
То ли дело — ее мачеха. Вот уж кто выглядел великолепно, так это Лорена Домбрийская. Высокая, стройная, с длинными светлыми волосами, уложенными в сложную прическу, с громадными голубыми глазами и потрясающей фигурой. Руки так и тянулись…
Капитан аж зажмурился от приятных воспоминаний….
И дочка у ее светлости тоже хороша… Копия матери, только глаза карие, глубокие… и бедовые, ой, бедовые. В самом соку девка, только вот без приданого даже на герцогскую падчерицу охотников немного. Отчим мог бы ей выделить долю, но матери Силанты нужна не доля. Ей нужно все.