— Ах, моя дорогая, Линда…
Куда уж ему было что-то услышать? В шуме и гаме голосок девушки тонул, словно камень в воде. Мелкий тапкой камушек, почти песчинка.
Мария-Элена пискнула еще пару раз, но на нее даже головы не повернули.
— Вот козлы, — решительно вмешался внутренний голос. — Да разве это так делается?
— А как? — Мария-Элена в данный момент готова была прислушаться хоть к внутреннему голосу, хоть к внешнему… да хоть к кому! В кустики! НАДО!
А то карета необратимо пострадает!
В следующий момент у девушки появилось странное ощущение. Вроде бы кто-то весело ухмыльнулся.
— Подвинься?
Мария-Элена сама не поняла, как ее руки достали из корзины печеное земляное яблоко. Потом она высунулась из кареты, прицелилась…
Ну и попала, куда хотела.
Лошадь, пораженная в морду печеной картофелиной, встала на дыбы, не ожидающий подвоха всадник едва не полетел на землю. По счастью, вовремя схватился за поводья, и успокоил мерина…
Естественно, кортеж замедлил продвижение, кучер от удивления заткнулся, и внимание нескольких гвардейцев обратилось на карету.
Неодобрительное такое…
Мария-Элена едва не спряталась назад, но внутренний голос не дремал.
— Решительнее! Ты тут главная, не они!
Эээээ…
Главной Мария-Элена себя совершенно не чувствовала.
— Тогда дай я с ними разберусь! Я их сейчас построю по размеру!
В данный момент Мария-Элена была согласна на все. Пусть строит.
И опять то же странное ощущение. Словно кто-то встал за спиной, положил руку на плечо, и вдруг ее голосом рявкнул. Не командирским тоном, конечно, но и не писком раздавленной мышки.
— Остановить карету! Немедленно!
Как ни странно, ее послушались.
Мария-Элена дрожащей рукой открыла дверь и спрыгнула прямо в дорожную грязь.
— Я — размять ноги. Сейчас вернусь и поговорим.
Капитан открыл рот, потом сообразил, закрыл его и проводил взглядом тонкую фигурку с прямой спиной.
— Эммм… Терлен, что тут произошло?
На выяснение всех обстоятельств ушло минут пять. А там и герцогесса возвратилась…
Сейчас разберемся…
Обретя под кустиком новое дыхание, Малена отправилась обратно, к дороге.
С каждым шагом все яснее представляя, что вот она, выходит на дорогу, а там мужчины, и все на нее смотрят, и все понимают, чем она занималась, и все… ой, мама…
— А они не пьют, не едят и кустики не удобряют? — завелся тот же вредный внутренний голос. — А ну взяла себя в руки! Чего ты ходишь, как вобла мороженая? Спина расправлена, подбородок вверх, плечи вниз, улыбку на губах, я глаза прищурь этак, неодобрительно! Ты здесь главная!
Малена даже поежилась, но внутренний голос не отставал.
— Дай им волю — на шею сядут! Не расслабляйся! Ты должна показать, что это не случайность, а их обязанность! Служить и защищать!
— Много тут умных, — огрызнулась Мария-Элена. — Сама бы делала.
— Да без вопросов.
При чем тут вопросы, Мария-Элена не поняла, но спина вдруг развернулась, словно между лопатками гвоздь вбили. И голова поднялась, и глаза надменно прищурились… так что на дорогу она вышла весьма достойной походкой. У Дорака даже рот закрылся. И упрек, который он готов был выговорить, застрял где-то в горле. А Мария-Элена взглянула на него с презрительным выражением и заговорила так, что капитану померещился иней на дороге.
— Капитан. Будьте любезны запомнить, что мы делаем остановку каждые два часа. Мне требуется размять ноги и освежиться. Рядом с каретой должен ехать один из ваших гвардейцев — на случай, если мне что-то понадобится. И купите в ближайшей лавке кляп.
— К-кляп?
Дорак подумал, что спит и видит сон. Но герцогесса быстро привела его в чувство.
— И заткните им кучера. Этот стон у нас песней не зовется, и я его слушать более не намерена.
— К-конечно, госпожа….
— Ваша светлость, геерцогесса Домбрийская, — тем же ледяным тоном поправила его девушка. — Кто-нибудь из ваших… гвардейцев подаст мне руку? Или мне надо карабкаться в карету как простолюдинке, задрав до ушей подол?
Дорак, побагровев, кивнул тому гвардейцу, который стоял ближе к герцогессе.
Та осмотрела его с ног до головы, кивнула, оперлась на руку парня, и водворилась обратно в карету.
Показалось капитану — или герцогесса пробормотала: «распустились тут, мальчики-колокольчики…»?