Я спрашиваю - вы этого хотите, господа? Вы хотите жить в мире, которым правят террор, предрассудки, ненависть и страх?
- А вы уверены, что не сгущаете краски, господин директор? - подал голос Розье.
Ропот возмущенных голосов пронесся по залу, но слизеринец спокойно выдержал полные негодования и ненависти взгляды.
- Волдеморт - не убийца, - уверенно заявил Розье. - Он учёный. Потомственный некромант, работающий с тёмными энергиями. В нашем Министерстве, в угоду магглам стремящемся творить только 'чистенькие' чудеса, его поиски не находят понимания. Но то, что он иначе смотрит на наш общий дар, не повод преследовать его. Кстати, у вас нет и не может быть доказательств тому, что именно Волдеморт причастен к убийству Терезы Риверс.
Дамблдор вздохнул:
- К сожалению, я не могу согласиться с вами, мистер Розье. Чья бы рука сегодня не нанесла решающий удар, ответственен и повинен в смерти Терезы именно Волдеморт. Но самое печальное и самое страшное то, что смерть этой девочки - лишь начало. Нельзя играть с силами, действия которых не понимаешь. Это плохо заканчивается. Тёмные энергии далеко не игрушка, господа. Берегите себя, господин Розье.
С этими словами Альбус Дамблдор отвесил ученику вежливый поклон, тем самым давая понять, что прения закончены.
- Я попрошу всех вас подняться, тем самым почтив память Терезы Риверс, - обратился директор к своим ученикам.
***
- Мисс Эванс? - окликнула Лили профессор Мак*Гоногалл. - Директор просил незамедлительно проводить вас к нему в кабинет. Он хочет поговорить с вами.
- О чём? - встревожилась Лили.
- Полагаю, сообщит об этом лично.
- Но он ведь не собирается сообщить мне ничего страшного? - разволновалась Лили. - Мои родители и сестра, - с ними всё в порядке?
- Конечно, - успокаивающе улыбнулась декан. - Разговор пойдёт о другом, и полагаю, он не будет для вас неприятным.
С последнего визита Лили в кабинет Дамблдора здесь ничего не изменилось. Всё так же с легкой ностальгической грустью смотрели со стен портреты бывших директоров Хогвартса, всё так же по столикам и полкам стояли странные, непонятного назначения вращающиеся предметы, похожие на сложные маггловские механизмы. Все так же сверкающий феникс привлекал взгляд ярким опереньем.
- Проходите, мисс Эванс, - по обыкновению приветливо обратился к ней директор.
Лили села, от волнения не зная, куда девать руки.
- Последние месяцы выдались для вас тяжелыми. Примите мои соболезнования, - сочувственно произнёс Дамблдор.
- Мы с Терезой были не слишком близки, - сказала Лили, - но то, что случилось с ней сегодня - ужасно. Пожалуйста, сэр, если вы собираетесь говорить со мной об этом, то прошу вас, не нужно. Я не могу. Если бы можно было по собственному желанию лишиться памяти, я бы сама попросила стереть воспоминания последних часов.
- Разве Тереза заслужила того, чтобы её так скоро забыли? - возразил Дамблдор. - К сожалению, всё что мы теперь можем для неё сделать - это лишь помнить. Да и рискну предположить, что даже если вы, мисс Эванс, согласитесь забыть своих врагов, это вовсе не означает, что ваши враги согласятся забыть о вас.
- Нет, нет, профессор! - испуганно сжалась Лили, - Я думаю, это нападение - просто роковая случайность и что это не повторится!
- Не будьте так беспечны, - покачал головой Дамблдор. - В нашем мире нет места случайностям.
Лили почувствовала, как леденящий холод проникает в неё, замораживая в жилах кровь:
- Вы хотите сказать, - упавшим голосом прошептала она, - что я буду следующей?
- Мы сделаем все, чтобы предотвратить подобный исход.
'Что-то с Терезой вы не слишком-то преуспели', - зло подумала Лили, прикусив губу.
- Я, наверное, кажусь вам чудовищем? Мне полагается утешать вас, а не пугать, - сняв свои очки в форме полумесяцев, Дамблдор зачем-то принялся протирать и без того идеально чистые стеклышки.
Было в движениях директора что-то... даже атланты, удерживающие на плечах небеса, наверное, иногда чувствуют усталость, тщетность собственных усилий? Ведь рано или поздно кто-то один согнётся, дрогнет, и шаткое мировое равновесие нарушится. Солнечная система скрутится, словно прогорающий лист бумаги, вселенная сложится, как фишки в домино, созвездие за созвездием, солнце за солнцем, и ничего не останется, кроме бесконечного, беспросветного мрака.
- Знаете, почему я не спешу говорить вам тысячу одобряющих, лживых слов? - продолжил Дамблдор. - Потому что мне не близка позиция страуса, прячущего голову в песок. Подобная поза, по моему глубокому убеждению, не только неудобна и унизительна, но она так же не помогает изменить ситуацию к лучшему. Наоборот, когда признаёшь наличие опасности, осознаешь, что чудовище, стоящее у твоей кровати на самом деле существует, появляется шанс выжить.
- Я... я не понимаю вас, - выдавила из себя Лили.
- Мисс Эванс, вы христианка или мусульманка?
- Христианка, протестантского вероисповедания. Только не понимаю...
- Какое это имеет значение? - с понимающей улыбкой закончил Дамблдор, качая головой. - Больше, чем может показаться с первого взгляда. Все в этом мире взаимосвязано, мисс Эванс. Листу на деревце, реющему в вышине, может казаться, что он не имеет никакого отношения к корням, пробивающим себе дорогу в кромешной земляной тьме, но это не отменяет их взаимосвязи. Маги сколько угодно могут смеяться над тем, что кажется им наивными маггловскими суевериями, но в последнем все равно есть зерно истины.
Все религии мира повествуют о бесконечной борьбе зла и добра. Добро и зло, созидание и хаос постоянно противостоят друг другу - каждый день, каждый час, каждую минуту. Если мы не будем бороться с силами Хаоса в своем сердце, во всем, что нас окружает, картинка, которой я только что поделился с вами, может стать явью. Каждый раз, принимая то или иное решение, обдумывая ту или иную мысль, мы кладём камешек на ту или иную чашу весов, а значит, тоже участвуем в войне, хотим мы того или нет.
Знаете, я даже допускаю мысль о том, что Том Реддл не осознает, проводником каких именно сил он является. Я ведь помню его совсем мальчиком, упрямым и сильным, сложным, но очень интересным. Он всегда был любознательным до ужаса. Вот эта его любознательность, в купе с отчаянной отвагой и немереной гордыней его и погубили. Недаром же христиане величайшим грехом считают именно гордыню, а величайшим достоинством почитают смирение.
Том Реддл плохо кончил. Плохо кончат и те, кто последует за ним. И мы, если не будем противиться, тоже послужим злу и насилию, невольно кладя камень на противоположную от добра чашу весов.
Снова на минуту смолкнув, директор одарил Лили оценивающим взглядом:
- У Гриффиндора больше нет старосты девочек, мисс Эванс. Готовы ли вы занять этот, с незапамятных времён почётный, а с сегодняшнего дня ещё и смертельно опасный пост?
Лили в изумлении уставилась на директора:
- Вы предлагаете значок старосты мне, сэр?
- Я назвал бы ваше имя ещё в Большом Зале, но согласитесь, сделать это, не посоветовавшись с вами, было бы не слишком... хм, правильно с моей стороны, учитывая возникшие риски.
Вот старый лис! После такой высокоморальной речи, ну, какой порядочный гриффиндорец скажет: ' Да что вы, сэр? Я ни за что не встану под стрелу, которой мне наверняка оторвёт голову!'.
- Будь по-вашему, - обречённо вздохнула Лили, - я согласна.
Дамблдор достал из кармана значок, ещё утром сверкающий на груди Терезы Риверс.
Лили постаралась заглушить в себе гнетущее чувство. Она столь явственно представила себе, как патрулирует коридоры, выискивая по переулкам затаившихся слизеринцев, пытается призвать их к порядку, тем самым вступая в неизбежные традиционные перепалки и конфликты, что даже стало не по себе.
'Грязнокровка!', - зашипели на неё невидимые противники. - 'Грязнокровка!'.