Расплакаться было страшно. Тогда она точно сойдет с ума от ужаса. Как страшно сидеть неизвестно где, не имея возможности подняться и что-то делать.
Нужно верить — Петуния вот — вот вернётся. Мертвецов не бывает. Они не приходят за живыми. А вот старшие сестры всегда возвращаются, чтобы надавать тумаков, наказать, наговорить колкостей и спасти. Нужно просто ещё капельку подождать. Самую капельку!
«Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто».
Скрип досок наверху стал более отчетливым. Лили всхлипнула. А вдруг про ведьм Билл не наврал?
— За каким чертом лысым вас понесло на Проклятую Мельницу? — услышала девочка глухой хриплый прокуренный низкий голос.
— Они поспорили, — услышала Лили дрожащий голосок Петунии.
— Дьявол забери всех непослушных детей! — прогремел мужской голос. — Вечно вы влипаете в истории. Где это отродье?
— Я здесь! — прокричала Лили.
В следующее мгновение её ослепил свет от фонарика.
— Раздери меня сатана! — хохотнул неизвестный наверху. — Как твоя сестричка себе шею не сломала?! Никак дьявол лично её в люльке качал? Только чертовка тут копыта себе могла не обломать.
— Вытащите меня отсюда!
— А где «пожалуйста»? — насмешливо прогнусавил мужчина наверху.
— Пожалуйста, — покорно попросила девочка.
— Ладно. Подожди.
Свет фонарика погас, перестав больно бить в глаза. Раздался шорох. Потом вновь вспыхнул свет.
— Сейчас я сброшу тебе верёвку. Обвяжись ею, я тебя вытащу. Лады?
— Лады, — откликнулась Лили.
Она несколько раз обмотала крученую, толстую, похожую на канат веревку вокруг пояса. Когда мужчина потянул, веревка натянулась, больно врезаясь в тело. Лили визгнула.
— Терпи. Не хрен было лезть к черту на рога.
Через секунду девочка стояла наверху, и Петуния обнимала сестру.
— Спасибо вам! Спасибо большое! — взглянув на своего спасителя, девочка вытаращила глаза.
И как у Петунии только храбрости хватило к такому обратиться?! Мужчина был худ, жилист и высок. Длинные черные патлы спадали на горящие, словно у дикого зверя, глаза. Нос у него был заостренный и крючковатый, как у злого колдуна из сказки; губы — тонкие, щеки — запавшие.
— Ну — с, тварь ты лупоглазая, как тебя зовут? — насмешливо обратился к девочке мужчина.
— Лили…Лили Эванс…
— Ну, так вот, Лили Эванс. Приличным девицам неприлично шляться по ночам? Усекла? Ладно, хрен с тобой. Все вы бабы одним маслом мазаны. Мозгов на вас у бога не хватило. Ты хоть, в отличие от твоей подружки, хорошенькая. Дай осмотрю твою ногу.
Присев на корточки, мужчина поставил ступню Лили на своё острое колено и жесткими пальцами, от которых пахло табаком, принялся ощупывать её лодыжку.
Лили ойкнула.
— Не смей распускать нюни, девчонка! Я этого не терплю.
Вспомнив про насильников и котлеты из непослушных маленьких девочек, Лили сочла за благо вести себя тихо, как мышка.
— Нет у тебя никакого перелома, — сплюнул на пол мужчина. — Вывих. Это мы сейчас поправим.
Лили заорала.
— Вы поосторожней не можете?! — возмутилась Петуния.
— Отойди! Твоя дурная сестрица на своей опухшей лапе далеко не ухромает, а я не намерен никого не хребту тащить. До дома доковыляешь, выпроси у мамаши лед и приложи к опухоли. К утру сойдет.
Лили, с трудом наступая на раненую ногу, опираясь на руку Петунии, поковыляла следом за своим жутким спасителем. Как она ни крепилась, спустя несколько десятков шагов силы её оставили и незнакомый спаситель — грубиян, проклиная свалившихся на его голову «бестий», подхватил девочку на руки.
Нельзя сказать, что это принесло облегчение, но передвигались они теперь гораздо быстрее.
От незнакомца пахло сигаретами, кожей и едкими растворителями. Лили сочла бы такое сочетание вполне приятным, если бы её меньше ругали.
Весь квартал уже стоял на ушах. Около дома сверкали огнями полицейские машины, а миссис Эванс отчаянно рыдала на ступенях нового дома.
Отец, увидев дикого на вид, незнакомого мужчину, поспешил им навстречу:
— Это ваше? — грубо спросил неизвестный, хмуро взирая на подоспевшего к нему мистера Эванса. — Следите лучше за своими паршивками.
С этими словами он грубо всучил Лили отцу, словно она была мешком с картошкой.
— Подождите, милейший! — окликнул незнакомца подоспевший полицейский.
— Чего ещё? — обернулся тот.
— Вы бы хоть имя нам своё назвали! Должны мы знать, кого поминать в своих молитвах?
— Меня зовут Тобиас. Тобиас Снейп.