За спиной послышалось вежливое покашливание и не менее вежливое похрюкивание.
— Что еще?! — возопила Томка, разворачиваясь на пятках.
На пороге номера стоял Тинкет, озадачено глядя на девушку и разбросанные по номеру вещи. Та же озадаченность читалась и во взгляде Снуппи.
У Томки опустились руки. К счастью, она не видела себя в зеркале, хотя и догадывалась, что похожа сейчас на разбушевавшуюся фурию. Наверняка и волосы стоят торчком, как иглы дикобраза.
Многих девушек ярость украшает, но Томка не входила в их число. Когда злилась, она слишком сильно морщила нос, да еще и скалилась, отчего злосчастное сходство с таксой только усиливалось. Причем с таксой, которой дверью прищемили хвост. А Томке не хотелось, чтобы человек, к которому она испытывает чуть более чем просто дружеское расположение, видел ее такой. У девушек есть свои причуды.
Чтобы немного исправить ситуацию, Томка улыбнулась уголками губ, на большее ее не хватило.
Тинкет снова откашлялся.
— Прости, не хотел тебя беспокоить, но…
— Да ладно, — Томка вяло махнула рукой. — Проходи.
Она присела на угол кровати, с тоской смотря на разбросанные вещи. Одна радость — можно хотя бы привести себя в порядок и переодеться. А то в костюме вампирши и позаимствованных у фокусника штанах она сама себе напоминала Чарли Чаплина в роли графа Дракулы.
— Уютный номер, — Тинкет огляделся. — По венецианским меркам, конечно…
— Ха! — одним простым словом Томка сказала все, что она думает и об этом номере, и о Венеции в целом.
Следом за фокусником в комнату ввалился Снуппи. Энтузиазма Тинкета по поводу комнаты он не разделял. Мог бы — вставил бы в диалог и свое «ха!». Пес покрутил головой, выискивая местечко, где бы упасть и забыться сном. Взгляд скользил по каким-то тряпкам, раскрытому чемодану, пакету собачьего корма…
Мгновение спустя Снуппи повернулся. Может быть, он был не самым сообразительным псом на этой планете, но и его мозгов оказалось достаточно, чтобы понять, что рыжий сеттер на упаковке неспроста так радостно скалится.
Снуппи терпеть не мог других собак, признавая право на существование лишь за бульдогами, бультерьерами и китайскими хохлатыми собачками (и у животных бывают свои причуды). Сеттеров же он на дух не переносил, считая их грязным пятном на истории всего собачьего племени. Однако на этого сеттера Снуппи уставился, как на посланца небес: рыжего, длинношерстного и длинноного ангела, даром что без крыльев.
Пес застыл с раскрытой пастью. Никогда еще Томке не доводилось видеть настолько удивленной собаки. Глаза его заблестели. Можно понять — весь день он довольствовался лишь тем, чем делилась с ним Томка, а люди, как известно, едят всякую гадость и ничего не смыслят в высокой собачьей кухне.
Медленно и с почтением, как подходят к святыне, Снуппи шагнул к пакету с кормом. Лапы его дрожали.
— Сидеть! — рявкнула Томка. Вскочив с кровати, она хлопнула собаку ладонью по носу.
Пес настолько ошалел от грубости, что, в самом деле, сел. Вернее, попытался, но запутался в ногах и завалился на бок. Думал он о том, что этот мир слишком жесток по отношению к честным собакам, и радостно скалиться в нем могут лишь рыжие сеттеры.
— Держи себя в руках, — нравоучительно сказала Томка. — То есть в лапах. Запомни — порядочные собаки не набрасываются на еду и не едят с пола!
Снуппи, который до сегодняшнего дня и не подозревал, что существует такое понятие, как собачий этикет, заскулил. Томка повернулась к фокуснику.
— Вас не затруднит сходить к портье и раздобыть миску для этого троглодита?
Тинкет не ответил; похоже, он не услышал, что Томка к нему обратилась. Он смотрел на афишу на стене, ту самую, на которой Гуттаперчевая Принцесса крутилась в обруче над пылающим озером.
— Это ты? — Тинкет вытянул руку. — Здорово выглядишь…
— Не-а. Этой афише сто лет в обед. А нарисована здесь моя прабабка, я те… вам про нее рассказывала. Знаменитая цирковая гимнастка. С ней произошел…
Томка прикусила язык. Она хотела сказать «несчастный случай», но еще до того, как слова сорвались с губ, поняла, насколько они неуместны. Несчастный случай?! Как же! Все было настолько очевидно, что Шерлок Холмс не стал бы даже браться за такую задачку. Конечно: прабабка сошла с ума, то же самое случилось с графиней М. Получается, мерзкий карлик Коппелиус похитил и ее отражение, а, может, даже душу. Об этом свидетельствовала и пустая рама зеркала на стене номера.