— Без паники, — сказал он, обращаясь больше к себе, чем к девушке. В некоторых ситуациях сохранять хладнокровие очень сложно. — Все в порядке, ничего страшного не случилось...
— Не случилось?! Да если бы ты смотрел на зеркало, ты бы сразу понял, что случилось! — Томка возмущенно засопела, изо всех сил пытаясь плотнее укрыться не таким уж большим полотенцем.
— Хм... Все объяснимо. Кто-то написал эти слова раньше и на зеркале остался след, который не виден, пока стекло не запотевает. Понимаешь, как бы чисто мы не мыли руки, всегда остается...
Неизвестно, что больше взбесило Томку — его успокаивающий тон или же его непроходимая тупость. Не нужно было бы придерживать полотенце — всплеснула бы руками, а так — всплеснула руками мысленно.
— Всегда?! Да я видела, как эта надпись появляется! Как ее пишут... Буква за буквой!
— О! А как пишут? В смысле — кто?
— Откуда я знаю? — огрызнулась Томка. — Я просто увидела, как она появляется. Спроси меня, откуда — я скажу, что с той стороны. И я знаю, что это невозможно, можешь не говорить.
Тинкет подошел к осколку зеркала.
— А что здесь написано? — спросил он. — Это по-русски?
— По-русски, — кивнула Томка. — А написано здесь «Помоги мне», восклицательные знаки не переводятся.
— Помоги мне? Кому?
— Понятия не имею, — ответила Томка. — Подписи здесь нет.
Тут она покривила душой, ибо догадывалась, кто мог оставить послание. Девушка была растеряна, смущена и напугана, но не настолько, чтобы не решить столь простую задачу. Надпись появилась с той стороны зеркала — раз; она была на русском — два; само собой, первым делом на ум приходила вездесущая Томкина прабабка. Вот и сходила в душ, проветрила голову... Мало ей прочих проблем, а тут еще такой подарочек.
Тинкет протянул руку, дотронулся до исчезающей надписи. И, вскрикнув, отдернул ладонь.
— Что? — Томка рванулась к фокуснику, едва не забыв, в каком она сейчас виде.
— Dammed! — Тинкет замахал рукой. — Холодная, как...
Не подобрав подходящего сравнения, фокусник ограничился тем, что облизал палец. После чего посмотрел на зеркало с куда большим подозрением.
— Пожалуй, ты права, — согласился он. — Что-то действительно странное...
— Ха! — ехидно сказала Томка, что в переводе означало:
«Я всегда права!».
— Надо рассмотреть получше, — пробормотал Тинкет. — Какое-то это зеркало необычное... Жаль, света здесь маловато.
— Так снимай его, и выметайся отсюда! Я скоро выйду.
— О, конечно... Извини.
Тинкет аккуратно снял зеркало со стены и шагнул из ванной комнаты, стараясь не глядеть на Томку. Но на пороге все же не выдержал и обернулся.
— Кстати, замечательно выглядишь. Полотенце тебе очень идет...
— Пошел вон!
Мочалка шмякнулась о захлопнувшуюся дверь.
Когда Томка вышла из ванной комнаты, сменив полотенце на пижаму фисташкового цвета, Тинкет стоял под люстрой и вертел в руках осколок зеркала. Желтое пятно отраженного света скакало по потолку, как взбесившийся заяц.
Что бы Тинкет не увидел в зеркале, ему это не нравилось — он едва заметно покусывал губы, а на переносице появились морщинки. А вот Снуппи был спокоен, точно статуя Будды. Пес лежал кверху пузом, в обнимку с пустой миской. И судя по тому, как он елозил хвостом по полу, до нирваны ему оставалась пара шагов.
— Вот и я, — сказала Томка, откидывая со лба влажные волосы. — Говорила же, что скоро... Что там с зеркалом?
— Странное оно, — сказал Тинкет, поворачивая осколок к свету. — Не понимаю, почему хозяева держат в номере осколок вместо того, чтобы купить новое зеркало? Не так дорого они сейчас стоят. С конца пятнадцатого века цены заметно упали. А о такой осколок кто-нибудь может пораниться.
— Думаю, он от того зеркала, — Томка указала на пустую раму. — Здесь же все историческое-историческое. Зеркало разбилось, но выбросить его не решились... Вот и повесили на стену то, что осталось. Этому осколку, небось, уже сто лет.
— Сто лет? — Тинкет усмехнулся. — Бери выше. Я не большой специалист, но кое-чего нахватался. Думаю, это работа середины или конца восемнадцатого столетия, старая школа... Смотри, здесь на обороте есть печать мастера... Большая ее часть. Зеркало сделано в мастерской некоего «ретти».
— Аретти, — сказала Томка. — Его звали Пьетро Аретти.
— Ты знаешь мастера?
— Кое-что про него слышала, — уклончиво ответила Томка. — Что был такой зеркальщик, и работы его очень высоко ценятся. Вроде, он умел делать особую амальгаму.
— «Особая амальгама» — это любимый прием муранских мастеров, — объяснил Тинкет. — Они все утверждали, что владеют неким секретом, и их зеркала не такие, как у соседа по улице. Конкуренция была бешеная, вот и выдумывали подобные сказки. Хорошая реклама — основа торговли.