Выбрать главу

   Стало печально и мне. С Дмитрием легче, чем без него... Он устал... Или же действие уходит в места, ему неинтересные. Или ненужные. Или - ведущие к чрезмерным для него искушениям...

5.

Печать царя

   Солнце скрылось, царь прикоснулся рукой к Вратам, я потерял из виду Дмитрия Карамазова. Узорная плита сдвинулась. И задвинулась после того, как мы все вошли. Все, кроме Дмитрия. Но томик Навои не исчез, остался со мной.

   Глаза свыклись с темнотой. Мрака, как я ожидал, не было. Частицы света, захваченные Башней во времена первостроителей, никуда не делись. Наверное, фотоны тех времен были крупнее и светлее. Глаза мои радовались им, и мозг легко распознавал не только контуры преддверия подземелья.

   Саргон ориентировался уверенно. Но с заметной заторможенностью. Как хозяин после долгого отсутствия. А вот Сибрус заволновался. Почему?

   - Что за книга? - спросил он меня, - Прочитанное Дмитрием из нее меня удивило.

   - Поэма Навои. "Фархад и Ширин". Она давно преследует меня. Как и сам Навои.

   - Имена звучные. Что за ними?

   - Фархад означает "Блеск судьбы". Ширин, или Сирин, - синяя птица. Птица счастья...

   - Счастья? Какого? Земного? А оно бывает? Метафизические аллегории к мечтам...

   Он бросил взгляд на Илону. Я понял, что отец вспомнил маму. Да, не бывает... Разговор доставлял ему страдание, но снять его можно было только так. И я продолжил:

   - Я тоже думал, до сегодняшнего вечера, что поэма аллегорическая. Но, кажется, нет... Потому Дмитрий и не пошел...

   - Происхождение его не пустило, - нервно рассмеялся Андрий, - Гены третьего папы... Но что в книге главное, капитан?

   Молодец, Андрий, всегда он главным интересуется. Даже когда молчит. Но отвечал я не ему, а отцу. Отец знает и понимает много больше этого колеблющегося иерарха.

   - Там о Чаше Мира. У нее несколько названий. Чаша Джема. Или Джама. Она принадлежала человеку по имени Джамшид. Слышали о таком?

   Никто не слышал, и я продолжил:

   - На север от этого места, южнее Замкнутого моря, располагалось государство Иран. Правил им шах Джамшид. Во времена после потопа. Народ успел одичать, и пришлось шаху учить людей жить цивилизованно. Обучал грамоте, профессиям и все такое. И была у него волшебная чаша, показывающая все, что в мире делается. Наподобие тарантуловского метаморфного стереовидения. Правил шах мудро, и люди были им довольны.

   - Зеркало, отражающее мир.., - негромко сказал Сибрус.

   Вот, мой отец ухватил главное! Для некоторых оно лишнее. И я постарался увести разговор в сторону.

   - Смысл Чаши поэт раскрывает и метафорически тоже. От аллегорий все же не уйти. Чаша Джамшида, - это и мера испытаний, назначенных каждому. Та, что пьем до дна... Кому она покажется сладкой, - получит горечь, а кому горькой, - тому блаженство в вечности. Без всяких древних технологий, пытающихся обойти волю Творца.

   - Да.., - сказал Ламус, - Как произнес один великий человек: "О Господи мой, пронеси ее мимо..." Но после добавил: "Впрочем, да будет воля Твоя..." Этот человек хорошо знал, кто правит мирами. И кто наполняет чаши человеческие.

   О, Ламус! Кто ты такой и откуда взялся? И не ты ли наш тайный, законспирированный проводник? А Тарантул - всего лишь веточка на незнакомом мне дереве... Между тем Саргон определился и уверенно шагнул вперед, будто и не было перед ним стены из камня. И - стены не стало. На то время, пока мы все не прошли за царем.

   Следующее помещение походило на каземат для смертных мук. Потолок крутым закопченным сводом, голые стены со вмурованными железными крючьями. Один лишь рисунок на противоположной стене: мужская фигура в одежде жреца-эна. Но вот голова фигуры... Ее наполовину вмуровали в стену, когда она еще была живой, и теперь являлась черепом-мумией, хранящей следы последних страданий. Враг одного из властителей Баб-Ила?

   Дверей-люков не наблюдалось и тут. И наше внимание сосредоточилось на Саргоне. А он, похоже, действительно вернулся в родной дом, в котором ничего не изменилось за время отсутствия. Все тысячелетия унес с собой ветер пустыни, оставшийся за порогом этого ушедшего времени, ставшего настоящим. Язык физика может сказать: что ж тут удивительного, ведь в Пустоте имеются все мыслимые и немыслимые возможности, и реализуются они в соответствии с тем или этим... Но мне ли не знать, в соответствии с чем они реализуются?! А язык физика сродни языку прорицателя.

   Саргон простоял минуту напротив рисунка-мумии. Какая странная эстетика у художника. Или заказчика... Но царь наверняка думал не об этом. Об этом он знал достаточно. И потому сделал то, до чего не смог бы додуматься никто из нас: нажал обоими большими пальцами рук на глазницы, посмертно прикрытые золотыми дисками. Скрип и шорох разбудили во мне настороженность. Прямоугольный кусок стены со странным изображением ушел назад, в темноту.