Непостижимое искусство управления голосовыми интонациями, в оверлее, по - видимому, доступно только глухонемым, способным к большей концентрации внимания из за отсутствия раздражающего внешнего фактора звуков. Я не почувствовал в его голосе не малейшей ненависти, и не малейшей тени фальши, только любопытство.
- Мне интересно, вы знали, что зараженных в этой толпе, в момент закрытия, было всего пара десятков человек. Остальные были просто обречены.
Интересно, а Пол Гальяр знал, что его пилот был жертвой венерианской лихорадки, когда отправлял меня с ним? И что может сделать этот, судя по всему безумец, со мной? Выбросить из шлюза? Или размазать катер со всего маха об атмосферу, блеснув горящей иглой? А вот мне не было страшно. Было тоскливо и холодно. Как и тогда, когда я нажимал кнопку экстренного сброса аварийных противометеорных экранов космопорта Луна - сити, отделившую мертвых от живых. Разделившую мертвых на невинных жертв и невольных палачей. Разделивших живых на тех кто ненавидит, и немногих, тех кто понял. Но никого из простивших. Знал ли я, что обрекаю этих людей, случайных по сути жертв, на страшную смерть. Догадывался? НЕТ.
- Знал, - голос мой был тверд, хоть и безжизненен. Я уже прошел ту грань, за которой люди ищут себе оправданий или объявляют себя жертвой обстоятельств. Я не ищу правды, я знаю, что я виновен в смерти этих людей. Счет шел тогда на минуты, секунды и если бы хоть один зараженный покинул космопорт, пандемия захватила бы Луну, а потом и Землю и другие планеты. И погибло бы тогда не несколько тысяч, а несколько миллиардов. Иногда в периоды малодушия, во снах в тот момент рядом оказывается кто то более ответственный, более мудрый, наделенный полномочиями и способный сделать выбор, отделяющий живых от мертвых. Но сон оборачивается мгновенным кошмаром пробуждения, когда весь в поту, трясущийся, со слезящимися глазами я осознаю, что этот выбор сделал я сам. И готов его повторить, - Знал.
Вуко Младич, смотрел на меня так долго, что к него заморгали глаза. Он отвернулся, растер лицо руками, и улыбнулся несколько мрачно
- Я всегда так думал, - глухо сказал он, - люди, сотворившее все это, знали. Со мной в карантине рядом оказалась семья. Муж, инженер из Льежа, Жан - Кристоф Амеди, работавший на лунных штольнях гелия - 3, его жена бельгийка Каролин Ноэл, и две прелестные дочери Агнес тринадцати лет и Инес, семи. Они собирались на Землю, в отпуск. Кажется куда - то в Африку, на восточное побережье. Их младшенькая никогда не была на Земле, она родилась на Луне, это был ее первый визит на Землю, и она прошла очень серьезный, и очень дорогой период адаптации. Жан - Кристоф, постоянно мне об этом рассказывал. Мы почти подружились, если об этом можно так говорить в тех условиях. Так вот он сначала не верил, что в правительстве, могут так с ними поступить, потом сомневался, потом злился. Сначала умерла его жена, очень красивая женщина, с зелеными глазами и роскошными, золотистыми волосами. Вы, наверное, знаете, у них лунников, слабый иммунитет. Жизнь под куполом, стерильная атмосфера, отсутствие раздражающих микробов. Так что вы возможно правы, Луна могла вымереть сразу и вся. Просто обезлюдеть. После смерти жены, Жан - Кристоф был в шоке. Потом его охватывали периоды злобы. Он бросался на стены, на врачей, санитаров. Его приковывали к кровати. Но после смерти старшей дочери он впал в прострацию, апатию. Ничего не ел, его питали внутривенно. Дольше продержалась Инес, его младшенькая. Она цеплялась за жизнь из всех своих невеликих детских сил. Ее лицо превратилось в посмертную маску, глаза впали, кожа почернела, вы же помните, как выглядит лихорадка вашего имени, но Инес держалась. И умерла за день, до того как всем оставшимся в живых, начали вводить сыворотку. И вот тогда ее отец словно обезумел. Нет, он больше ни на кого не бросался, но это было страшнее. Его ненависть горела изнутри, словно адский огонь. Он был уверен в том, что кто - то во всем этом виноват и он должен ответить. Он говорил об этом днем и ночью. Громким шепотом, как в полубреду, но четко и ясно. Почерневший, с выпавшими волосами, впавшими щеками, руками тросточками обхватив себя, он круглые сутки покачивался на постели, бормоча про себя, разговаривая с мертвыми дочерями. Его ненависть была настолько зримой, что я ощущал ее, находясь от него в нескольких метрах. И мне было страшно, хотя я знал, что не виноват. Если бы ненависть могла бы убивать...
Младич помолчал, словно отдавая дань памяти страшной развязке.
- А потом он умер.... Если помните, не все оставшиеся в живых, выдержали действие сыворотки. Слишком ослабели. Жан - Кристоф, не выдержал. А я смог. Хотя и потерял, слух и речь. Но Господь миловал. Хотя я все равно потерял веру в справедливость Бога, в то день, когда погас огонь жизни в глазах той маленькой девочки, Инес. Ее имя означает "непорочная". Она и правда не успела совершить никаких грехов в жизни, но смерти ее я не пожелал бы и врагу. Хотя враги бывают разные...
И Вуко Младич опять пристально посмотрел на меня
- Я рассказал вам об этом, что бы вы представили, ощутили на себе, что это значит оказаться там, в этом Аду...
- В этом нет необходимости.
Он сначала недоуменно взглянул на меня, потом криво усмехнулся
- О - о, нет, коммандер. Не все можно понять по отчетам и ощутить по стереофильмам. Не почувствовать, ту атмосферу страха, обреченности, ненависти и ужаса. Вначале люди паниковали, не понимали что происходит, потом возмущались. А потом, осознав происходящее, приходили в ужас. Подозрительность, ненависть, боязнь окружающих. Они боялись заразиться, опасались зараженных, шарахались друг от друга, и готовы были как и любая нормальная толпа, разорвать любого кто покажется подозрительным. Было даже несколько инцидентов, приведших к жертвам. Суды Линча. Убили беременную, на беду себе, решившую рожать, старика у которого начался инфаркт, семью с простудой, в которой кто то не вовремя чихнул. Люди всего лишь звери под тонкой оболочкой цивилизации даже несмотря на столько веков после рождения Христа. Как вы могли ощутить все это, если не были там?
- Кто вам сказал, что я не был?
- Что? - изумленно спросил Младич, - Вы там были? Но как? Когда? Ведь все кто там был, оказались внутри купола?
- А как вы думаете, как включается противометеорная защита космопорта? - я вспомнил тот бешеный бег по служебным переходам, лестницам в тяжелых скафандрах, потому что у нас не было времени их снять. То нетерпеливое ожидание перед внутренними закодированными кессонами, с чувством, как стремительно утекают секунды, разменивающие жизнь за жизнь. - Она управляется из операторской службы безопасности, которая, разумеется, находиться внутри, в самом сердце космопорта. Да и снаружи я не мог отдать приказ, кто меня услышал бы, я ведь тогда был всего лишь мелкой сошкой.
Да и внутри никто не услышал. Нас было трое, со мной были еще два агента из лунного отдела Комкона - 2, Аманда Коста и Фриц Гайбер. А в операторской было два дежурных офицера и сам начальник службы безопасности порта, с надменной, спесивой физиономией. Едва он открыл рот, возмущенно что - то вопя, как я пришел в отчаяние. Мы наверняка потеряем время, пока будем объяснять этому надутому индюку положение, пока будем согласовывать и получать полномочия служб, как ситуация выйдет из под контроля. Я с ненавистью посмотрел на этого дятла, мне захотелось его придушить. А он как видимо почувствовал это, шарахнулся от меня. Ситуацию разрешила Аманда Коста, я просто забыл, что агентам второго Комкона разрешено постоянное ношение оружия, он попросту вытащила пистолет и выстрелила в потолок, разбив плафон. Осыпанные осколками, офицеры безопасности и их перетрухавший начальник, несмотря на то, что тоже были вооружены на смене, безропотно отступили от пультов и отдали оружие. И я остался перед заветной красной кнопкой один...
- Конечно, я был там, когда нажимал эту треклятую кнопку аварийного сброса противометеорных экранов, - прошептал я.