Одна запись особенно заинтересовала его. Впервые чувствуя, что делает шаг вперед к разгадке запутанного дела, Инвари углубился в чтение.
«И молча смотрел Тэа на сплетающиеся перед ним тела. Они — словно радужные змеи на восходе солнца, словно летящая музыка в облаках ночного неба! Но надвигалась тьма, ее должен был впустить их отпрыск, и ширился ужас в сердцах Всех Живущих. Ибо не дано было женщине открыть двери, но дано было породить того, кто сделает это.
Их любовь была всепобеждающей. И даже Боги страшились и прокляли ее. Лишь смеялся Осемнадцатиликий, качая их в своих объятьях и ожидая Прихода. Шестеро не могли допустить ребенка в мир. Ибо мир этот как солнце в сети над водной гладью, и кто дернет нить паутины, сам станет пауком, и кончится равновесие, начиная хаос и мор. Потому не родилось дитя ожидания, но родилось другое и снова, и так будет происходить до срока, пока не встанет солнце не севере и не явится в Ильри, чтобы погаснуть. Пока не свершится новое кровосмешение, чтобы вернуть все на круги своя. И испорченный потомок рода напишет кровью путеводную нить. И тогда Собака станет пауком. Ибо такова была цель запретной любви короля Вилаона и коронованной ведьмы Элонории. Цель, ведомая теперь лишь этой книге, да уже почившему автору ее, королевскому летописцу Пта».
Так вот откуда колдовская кровь у Адаманта!
Инвари поставил книгу на место и задумался. По неписаным законам Ветри, колдунья или колдун могли занять престол, лишь навсегда отрекшись от магического Искусства, которое ведьмы называли Даром. Иначе Боги проклинали их союз, о чем прямо и писал Пта. Видимо, ведьма Элонория была с этим не согласна. Или король Вилаон был обманут?
И еще был Осемнадцатиликий… Невольно Инвари поежился. Тот, чье имя не произносят вслух, седьмое темное божество, шедшее наперекор порядку, благословлявшее то, что прокляли остальные. Предвестники его появления еще далеко, иначе Мастера знали бы о них. Такой катаклизм, как солнце, встающее на севере, они не оставили бы без внимания!
Инвари поставил книгу на место и принялся перебирать следующие тома, ища последний. Однако тот так и не попался ему на глаза.
Жалея, что ему не удалось найти этот, недописанный еще, том Истории династии, Инвари поспешил вернуться в свои покои. И вовремя. Едва он нырнул под одеяло, как в дверь постучали. Немой слуга жестами позвал его за собой — Адамант желал общения с гостем.
— Ну, как спалось тебе, странник? — спросил герцог, внимательно разглядывая непроницаемое лицо Инвари, и глаза его при этом насмешливо поблескивали.
Инвари спокойно отпил воды из зеленого бокала.
— Благодарю за прекрасный прием и удобные покои, герцог. Ильритана — славный город, и спится здесь спокойно. Я спал больше суток, — он улыбнулся, — но восстановил силы, потерянные за время долгого пути!
Адамант сокрушенно покачал головой.
— А вот мне спится плохо. Дела, проблемы… Ворочаюсь все ночь. В Ильрийской Чаще завелись разбойники, которых уже лет пятьдесят никто там не видел. Грабят обозы на юго-западном тракте. Обнаглели! Даже к королевским посланникам никакого уважения — раздевают! Уже и лес у дорог прочесывали, и собак пускали — никакого толку! А глубже и люди и собаки не хотят идти — лес-то зачарованный.
Черные глаза Адамант внимательно следили за Инвари, в то время как его крепкие белые зубы с хрустом вгрызались в зажаренную фазанью ногу. Инвари краем глаза следил, как острые, чуть выступающие вперед, клыки герцога отрывают белое мясо. «Вот так же он перегрызет горло своим врагам!» — вдруг подумалось ему, но на лице его ничего не отразилось. Он откинул на плечи длинные льняные волосы, поднял ресницы. Тонкие пальцы твердо обхватили чешуйчатую, как кожа дракона, ножку бокала.
— Власть облекает своего носителя мантией ответственности! — нараспев произнес он одну из дэльфийских заповедей.
— Круг третий, книга… — быстро сориентировался Адамант.
— …пятая, — закончил Инвари.
Они понимающе улыбнулись друг другу. Инвари склонил голову.
— Знание древних заповедей делает Величайшему честь!
— Не мне, — продолжая улыбаться, заметил герцог. — Но моему уму. Тело мое слишком немощно, слабо и… — он оглянулся на Шери, застывшего за спинкой его трона с дурацкой усмешкой на лице, — …уродливо!
Инвари пожал плечами.
— Человек суть не только тело, но ум и душа. Из этого следует, что тело лишь одна треть от того, что зовется человеком.
— Душа! — фыркнул Адамант. — Но что такое душа, странник? Вам, дэльфам, ведомо прошлое и настоящее. А это значит, что вам подвластно и будущее. Но даже вы, знаете ли, что такое душа? Есть ли ответ в ваших записях?
— Второй круг, книги… — начал был Инвари, но герцог прервал его:
— Знаю, знаю! Я читал все это, — просто сказал он.
И Инвари с изумлением подумал: КЕМ должен быть человек, изучивший мудрость не столетий даже, а всего тысячелетия, с тем, чтобы словно между прочим, от нее отмахнуться? Даже Мастера не читали все подряд, заглядывая в книги Кругов лишь по мере необходимости.
— Мне интересно, что думаешь ты, чужеземец? — герцог нервно дернул плечом, и Шери тут же подлил вина в его бокал. — Ты молод, своенравен, честолюбив, но что в свои годы ты знаешь о душе?
Инвари отодвинул тарелку, откинулся на спинку кресла, сплел пальцы. Глаза его вдруг поменяли свой цвет — со светло-голубых на темно-серые, словно грозовые тучи перед дождем. Он задумался, но лишь на несколько мгновений. Герцог не сводил с него глаз, откровенно любуясь странной красотой юноши, и шептал про себя: «Чистая душа, ясный ум — отличный подарок, отличный!». Инвари, казалось, совсем не замечал его пристального внимания к себе. Он заговорил, не глядя на герцога.
— Что такое небо? То, что темнеет ночью и светлеет днем. Что такое слезы? Жемчуга горя и алмазы радости. Что же есть душа? То, что может стать темным, а может вернуться к свету. Связь добра и зла, их приграничье, нейтральная полоса, которую каждый однажды преступает или во мрак или от него. Но и та сторона, и эта — лишь часть божественного огня или божественного мрака внутри нас. Душа — это то, ради чего мы живем, боремся, ради чего умираем достойно или нет.
Адамант, высоко подняв брови, смотрел на него, словно видел впервые. Он молчал так долго, что Инвари очнулся от своих грез и взглянул на него.
— Ты поразил меня, дэльф! — после долгой паузы заговорил герцог. — Значит ли это, что ты признаешь зло? Но это ересь, мой дорогой! Ты храбр, если сказал об этом вслух! За такое и сейчас могут сжечь на костре, как и сто лет назад.
— А ты мудр, герцог, — отвечал Инвари, глядя ему прямо в глаза. — И ты знаешь, что если не станет зла, добро тоже перестанет существовать. Не так трудно прийти к этому. Посмотри вокруг, загляни в летописи — вся история мира это история войн и примирений, бед и божественных чудес, добра и зла. Иногда я думаю, что кто-то не очень умный обозвал это их бесконечной борьбой. На самом деле они не противостоят друг другу, а вплетены в полотно жизни каким-то своим причудливым узором, секрет которого утерян навсегда и непостижим даже Богами. А то, что называют борьбой, будет существовать до тех пор, пока живы те, кто разделяет светлую и темную стороны бытия.
Адамант не отрывал от него горящих глаз, но Инвари был спокоен. Он сознательно спровоцировал этот разговор, чтобы проверить кое-какие возникшие у него предположения.
— То, что ты говоришь — замечательно! — внезапно вскричал Адамант. — Давно я не слышал подобного. Ты умен, дэльф! Жаль, что ты уедешь так скоро, но я сдержу свое слово. Ты желал выйти в город — так иди сейчас. Шери проводит тебя до ворот. Но возвращайся к заходу солнца, я жду тебя на ужин.
Понимая, что это приказ, Инвари встал, отложил салфетку и склонился в вежливом поклоне. Как вдруг сердце его пронзила такая боль, что он зашатался и схватился за край стола, чтобы не упасть. Герцог уже не смотрел на него, тщательно вытирая жирные руки полотенцем.