Инвари огляделся, стремясь понять, откуда его атаковали, и заметил, как шевельнулась одна из портьер, прикрывающих стены. В глазах его уже темнело, и инстинктивно он собрал всю волю, чтобы отразить удар, как вдруг вспомнил, что не имеет права использовать Силу или Искусство. Поэтому он ограничился лишь тем, что наглухо закрылся от вторжения чужого, жаждущего его боли, разума. Портьера дернулась. И до него донесся уже знакомый тихий смех. Боль отпустила. Он выпрямился и увидел, что герцог внимательно за ним наблюдает. Снова поклонившись ему, Инвари быстро пошел к выходу. Шери едва поспевал за ним. На пороге Адамант окликнул его.
— Об одном ты позабыл сказать, дэльф, — очень тихо произнес он. — Зла на земле больше. Всегда.
Теперь он был уверен в связи герцога с Черным призраком, заманившим его в пропасть.
Инвари стоял под стенами величественного и мрачного Ильрийского замка и с удовольствием подставлял лицо бледным лучам осеннего солнца. Уже зная, что Адамант следит за каждым его шагом, он намеревался, как истинный дэльф, побродить по городу, пополняя свои путевые заметки. Поскольку весь багаж его был утерян, ему предстояло купить новые тетради для них, и многое другое, что пригодилось бы в дороге. Сейчас он мог рассчитывать только на себя и привязанный к поясу кошель с серебром, в котором затерялись три золотые монеты. Это было не так уж и плохо. Пожалуй, только породистого боевого скакуна не смог бы он купить за те деньги, что у него оставались. Но его обещал герцог. Да. Конь… Он вновь ясно увидел как вороной, подсеченный острыми зубами «волка», споткнулся и упал. Как ухнула о землю драгоценная поклажа, о которой, впрочем, ему нечего беспокоиться. То, что сохранится, будет найдено и возвращено в Поднебесье. Дело только за временем. Однако для него вещи потеряны. Таковы правила. Таков Закон Испытаний. Закон, обязавший его, во что бы то ни стало спастись. Ибо слишком много сил и мастерства вложено в того, кто стал подмастерьем, слишком многого от него ждут, слишком многие на него надеются. Вот почему он бежал, позорно и трусливо, не отбив тело коня, чтобы оплакать, и уничтожить, как то подобает — в огне. Вот почему не попытался помочь, хотя, наверное, было уже поздно. Горящие глаза неправдоподобно крупных зверей, их смрадные глотки, загнутые в пасть зубы, крупные, четырехгранные, говорили сами за себя. И их было слишком много! Ворон мог бы справиться с пятью, ну, с десятью из них. Но их было гораздо, гораздо больше… Неужели сама Чаща порождает такие мутации? Инвари скрипнул зубами. Когда-нибудь он вернется в этот Богами забытый лес, найдет то место и ту стаю! Когда-нибудь, когда его могуществу ничего не посмеет угрожать.
Он круто развернулся и пошел к уже известному ему рынку на центральной площади. Лицо его было скрыто капюшоном, и он без помех мог наблюдать городское утро.
Пронзительные голоса мальчишек-разносчиков далеко разносились в свежем воздухе. Проезжали мимо, постукивая колесами по булыжной мостовой, нагруженные крестьянские телеги. Сменившиеся с городских стен стражники, громко хохоча, заваливались в трактир — согреться после промозглой осенней ночи. Спешили на базар шустрые черноглазые служанки в платьях с глубокими вырезами, с любопытством оглядывались на высокую фигуру незнакомца. Их головки были плотно закутаны в разноцветные платки, а в руках они несли узкие длинные корзины.
В храмах Тэа — Бога-покровителя Ильританы начинались службы: низко гудели колокола, звенели им в ответ голоса певчих, горожане торопились зайти в храм, преклонить колени, попросить об удачном дне. Инвари тоже зашел. Смочил пальцы в чаше со святой водой, мазнул по лбу и щекам и, как это было принято ритуалом, запечатал губы жестом молчания. Исполинская фигура Бога-покровителя, темневшая в западном приделе храма, тоже прижимала каменный палец к губам, и загадочно поблескивала изумрудными глазами. Тэа — главный бог Ветрианского пантеона, немой покровитель времени, коему ведомы судьбы Всех Живущих и известны тайны настоящего, прошлого и грядущего. Зная их, он молчал вечно, ибо смертным незачем было обладать таким знанием. Те же, кто приближались к бессмертию — Мастера Поднебесья и некоторые из Обратившихся-Во-Мрак, могли и сами приподнять завесы времени, чтобы узреть судьбы мира.
Он подошел к статуе и опустился на колени на истертый половичок, с которого только что встал какой-то толстяк. Прижался лбом к каменному изваянию и закрыл глаза, прося благословения для Всех Живущих. Он знал, что Боги, слыша молитвы, не всегда внимают им. Но молился горячо и искренне, превратившись на мгновение в настоящего дэльфийского послушника. Горло его перехватывало от волнения. «А если суждено им обратиться к злу или погибнуть, пускай они не узнают об этом, покуда не настигнет их рок!» — закончил он свою молитву стандартной фразой и повторил жест молчания. Зеленые глаза Тэа серьезно смотрели на него. «Зеленый — цвет надежды, — подумал он, поднимаясь с колен. — Пока Бог молчит, человек может надеяться…».
В храме было сумрачно. Дымок воскурений поднимался к потолку. В нем заплутал солнечный лучик, ворвавшийся сквозь овальное отверстие в потолке. На закате солнца лучик превращался в искрящийся поток света, ярко освещающий каменную фигуру божества.
Инвари заметил, как один из молящихся торопливо встал и двинулся за ним. Снисходительно усмехнувшись, он резко приник к каменной колонне. Человек, из поля зрения которого он исчез, прибавил шагу, потом заметался по полупустому залу, став похожим на большую непутевую птицу. Инвари сжалился над ним и, выйдя в полосу света, помахал тому рукой. Шпион обалдело уставился на него, но спохватился и нарочито безразлично пошел к выходу. Инвари пожал плечам и тоже двинулся наружу, не обращая на него больше никакого внимания.
Шум на площади стоял невообразимый. Торговцы и торговки разгорячено спорили с покупателями. Выигрывал тот, кому удавалось перекричать другого. Невольно Инвари поморщился. Толпа подавляла его, он больше любил тишину и уединение, здесь же множество народа толкало, ругало и обманывало друг друга.
Он скорее предвидел, чем почувствовал, постороннее, почти незаметное вмешательство. Сказались уроки Сумеречного мастера. Его рука змеящимся движением скользнула вниз, под прикрытие плаща, и крепко ухватила на удивление маленькую ручку неизвестного воришки, сжимавшую лезвие. Только после этого Инвари глянул вниз и выволок из толпы чумазое существо, которое тут же собралось заплакать. И вдруг показалось ему смутно знакомым. Он пригляделся, и узнал девочку, виденную прошлой ночью сквозь мутное окошко дома в бедном квартале. Видя, что она вот-вот разревется, Инвари достал из спасенного кошеля монету и протянул ей. Она моментально перестала дуться, а в глазах заиграли хитрые огоньки.
— Господин не сердится? — раздался тонкий удивленный голосок, а монета исчезла в грязном кулачке.
Инвари покачал головой.
— Как тебя зовут, дитя? — спросил он, все еще крепко держа ее за руку — лукавое личико не внушало доверия.
— Ангели, — она честно смотрела на него, но эта честность показалась Инвари слишком напряженной.
— Так ты зарабатываешь себе на жизнь, Ангели?
Она с готовностью кивнула. Видимо, лицо Инвари, которое она все это время пристально разглядывала, понравилось ей.
— Я ловкая, только господин…
— …Еще ловчее! — закончил Инвари, улыбаясь. — Не стоит срезать кошелек, не разглядев, как следует, его хозяина. Так можно нарваться на неприятности.
— Но мне нужны деньги! — сердито воскликнул ребенок, пытаясь вытащить руку из сильных пальцев Инвари.
Тот отпустил ее и, присев на корточки, заставил ее взглянуть себе в глаза.
— Зачем?
Несколько мгновений она смотрела на него исподлобья, теребя концы черного платка, накрученного на голову по ильрийскому обычаю.
— Мама сильно заболела. Ей нужны еда, тепло и лекарства, — наконец, неохотно призналась она, и Инвари почувствовал, что она не лжет. — Брат всегда дает нам деньги, но лекарь берет их все больше, а мама не велит мне сказать брату об этом. Говорит, он прибьет лекаря и возьмет грех на душу. Брат у нас такой! — с гордостью добавила девочка. — Он может!