— И чем же вы потом занимались? — вешая котелок на распорки, поинтересовался Аф.
— Странствовал много. Не любитель я себя в обиду давать — потому со стоящими людьми легко сходился. То к той шайке пристану, то к этой. А в Витеже меня в армию загребли. Был пьян, на какой-то бумаге мету поставил, ну и забрали. Мне еще пятнадцати — по моим подсчетам — не исполнилось, а мне документ выправили о совершеннолетии и забрили. Два года отвоевал с Аркадией. Пока служил — всякого повидал! Читать-писать научился, людей калечить — спасибо родным командирам. Да заскучал. Земля столько чудес бережет! Прихватил парочку товарищей и через фронт метнулся. Всю Аркадию крадучись пересек, а там и в городах страшно! Ночью чудища прямо по улицам ходят. В Хиве побывал — тогда еще через границу знающие люди могли провести, это сейчас они наглухо закрыты! А из Хивы прямая дорога только в Ильри. Через своих узнал, что Ворчун Ильританский себе толковых людей ищет по эту сторону Антэоса. У него, скажу вам, соображений побольше, чем у всех моих командиров вместе взятых…
Давно прислушивавшийся к чему-то флавин вдруг вскочил на ноги и приложил палец к губам.
Из-за необозримых пространств болот, залитых нездоровым светом луны, донесся тоскливый вой. К нему прибавился еще один. И еще. Воздух зазвенел от какофонии жутковатых голосов.
— Волки! — пробормотал Шторм. — Стая голов в двадцать. Они слишком далеко, чтобы беспокоиться, да и ветер в нашу сторону.
Флавин напряженно слушал. Вой, дойдя до самой высокой точки, оборвался, сменившись жалобным и каким-то похоронным рыданием. Казалось, глядела в черное зеркало болота и плакала сама смерть.
— Это не волки, — сказал Инвари, подходя к коням, чтобы их успокоить. — Вы же говорили, Аф, что зверей на топях нет?
Флавин повернул к нему бледное лицо.
— Я никогда прежде такого не слышал! — произнес он, и Инвари показалось, что голос всегда невозмутимого флавина дрогнул. — Я не знаю животное, которое могло бы издавать такие звуки. Может быть, это те, похожие на волков?
— Все неладно в этом королевстве! — пробурчал Шторм. — Давайте костер затушим от греха и поужинаем. А беспокоиться будем, когда встретимся с ними.
Инвари зябко повел плечами.
— Не хотелось бы!
— Это точно! — вздохнул Аф. — Шторм дежурит первым, вы вторым, а я последним.
Он всегда оставлял себе дежурство в самые тяжелые предутренние часы.
Шторм плеснул из котелка на огонь и, бурча, принялся нарезать кабанятину.
Инвари оглаживал лошадей, поглядывая в сторону болот.
Но вой больше не повторялся.
Безрадостный пейзаж, полный грязи, расстилался вокруг. Предательские островки, так и норовящие уйти из-под ног, заросли камышом, рогозом и острой, как бритва, осокой, достигавшей здесь чудовищных размеров. Посреди черной воды неожиданно расцветали прозрачные лужицы, в которых отражалось низкое небо. Болото гудело, шептало и шевелилось. Пузыри газа поднимались со дна, заливаясь жидкой грязью и гнилостным запахом.
Лошадей вели в поводу. Аф шел впереди, угадывая путь одному ему известным способом — ни меток, ни каких-либо особых примет не было — однообразная картина, одинаковые островки. Шторм сменил дубину на арбалет и шел позади всех, недовольно оглядываясь. От Топей веяло необъяснимой жутью. Нет, не казалось путникам, что вдруг вылезет огромное чудовище с пастью, полной острых и вонючих клыков, или разверзнется бездна, чтобы поглотить их без остатка, или случится еще что-нибудь, столь же ужасное. Топи страшили именно своей пустотой, мертвенностью и кладбищенской тишью.
— Кажется, что здесь даже утопленников нет! — выразил Шторм общее настроение.
Это были единственные слова, произнесенные за половину дня пути.
Когда солнце поднялось высоко, тошнотворный запах стал невыносимым. Аф раздал полосы ткани, пропитанные пахучей смолой какого-то дерева, и велел повязать их на лица, наподобие масок. Головы лошадям закутали той же тканью.
Так и шли до вечера. Шторм, остановившийся подтянуть сползающий сапог, оступился, и чуть было не ушел в топь. Спасло его то, что он не выпустил поводья Савраса. Конь, почуяв беду, стал как вкопанный и не двигался с места. Ругаясь, на чем свет стоит, Шторм подтянулся на поводьях, чтобы вновь очутиться на узенькой, невидимой под грязью, тропке.
— Не пугайте нас так больше, Шторм! — мягко попросил флавин, когда поток ругательств у здоровяка иссяк.
Шторм только сердито дернул плечом и благодарно похлопал жеребца по шее.
Наступление ночи прошло незамеченным — серое небо стало лишь чуточку темнее. И только когда луна раздвинула облака, отряд остановился и Аф указал на темнеющие вдали холмы.
— Дальше начинаются торфяники. Но вам лучше не проявлять самостоятельность и по-прежнему следовать точно за мной — там еще достаточно ловушек, чтобы затянуть вас вместе с лошадью в мгновение ока.
— Когда будет привал? — поинтересовался Шторм, не перестававший всю дорогу обирать с себя комья засыхающей грязи.
— Скоро. Начнутся рощицы, в одной из них и переночуем, а завтра уже будем в деревне.
Вопреки гнетущей тишине ночь прошла спокойно. К царившему здесь безмолвию путники уже успели привыкнуть, но к полудню следующего дня первый робкий пересвист птиц его нарушил. Стали попадаться вспаханные клочки земли. На засеянных полях жухли забытые, измочаленные дождями колосья, склонив верхушки в грязь.
— Разве в это время урожай не должен быть собран? — спросил Инвари, глядя на флавина.
Тот пожал плечами:
— Не узнаю ильрийцев!
Они поднялись на холм позади одного из полей. Флавин приказал спешиться и указал вниз.
— Вон там, правее, одна из деревень.
— Не вижу движения! — Шторм профессионально окинул взглядом окрестности.
Какое-то время они смотрели на притаившиеся в рощице дома. Это были бедные, небеленые хижины. Навес над алтарем Богу-покровителю, да, должно быть, местная таверна, только и были крыты яркой черепицей.
Аф, поводя острыми ушами, прислушивался. Но если в окружавших их кустарниках хоть изредка звучал птичий переклич, то снизу не доносилось ни звука.
Мощные мышцы Шторма напряглись. Он удобнее перехватил арбалет и словно бы принюхивался — машина смерти приготовилась к бою.
Инвари же наблюдал за Вороном. Жеребец закладывал уши, нервно рыл землю копытом.
— Ветер меняется, — задумчиво проговорил он. — И дует в нашу сторону. А снизу пахнет чем-то очень неприятным.
— Так пахнет смерть, монах! — прогудел Шторм. — Она нашла их несколько дней назад…
И вскочив на коня, он погнал его вниз — в деревню.
Инвари вопросительно взглянул на Афа.
— Он прав, — сказал тот. — Мертвых можно не бояться.
— Но не следует оставлять его одного!
Они нагнали его в начале главной улицы и остановились, как вкопанные.
Ветер здесь обезумел. Он рвал воздух короткими порывами, разнося тошнотворный запах.
Они спешились, пошли по домам, и нашли их пустыми. Кое-где царил легкий беспорядок, словно хозяева только что покинули жилища.
В таверне — квадратной, срубленной из мощных бревен избе, на полу темнели потеки вина, в которых четко отпечатались следы подкованных сапог.
— Где-то я уже видел такие следы! — пробормотал Шторм.
— Это они, Черные, — ответил Инвари. — Они были здесь.
Аф оглядывался.
— Нигде не видно крови. Но судя по запаху, люди мертвы.
Он повел носом и, выйдя на улицу, двинулся в сторону от деревни — к оврагу, чернеющему слева. Лошади, все это время следовавшие за ними, на пол пути неожиданно стали. Саврас поднимался на задние ноги и бил воздух тяжеленными копытами, коротко всхрапывая. Чайни отошла за спину Ворона, а тот прижал уши и оскалился как пес.
— Оставим их здесь, — предложил Инвари, и они двинулись дальше.
На краю оврага запах стал невыносим. Они уже догадывались, что увидят, но взглянуть первым не отваживался никто.