В жизнь сестры пришел некий Вова, то есть я, да. Не понять, откуда он, то есть я, возник. Словно прилетел с Марса. Из города, о котором никто не слышал, но добрый. Вова видел этот город разным. Вова видел эту страну разной. У Вовы свое собственное видение. Внутри отзывалось, и подсознательно Юля не имела ничего против него, но..
…он нравится Алисе. Выходит, что? Выходит, что он не может нравиться Юле даже как человек. Вова тянул к себе, хотел общаться, развиваться и был за мир во всём мире, а Юля злилась и в ответ слышала лишь:
– Мы тут историю творим, и люди не поймут, если молчать будем. Да и кто тебе давал право нас учить? Мы сами прошли все свои этажи. Мы отдали за камень красноречия тысячу лет, так почему виноваты в том, что ты – нет? Хотя… я ничему не удивлён.
Алиса начала давать концерты. В ее окружение пришла совсем другая Юля: светловолосая девушка, чья история грустно кончится. Девочки пользовались хорошей косметикой. Вкусно кушали. Но в чем они виновата? Юлю темноволосую всегда звали к себе. Настя разрывалась между сестрами, пытаясь не давать оценок, хоть Алиса и стала ей роднее. Да Настя и сама не знала, как жить, и каждый раз пряталась от мира на коленях у Вовы.
Юля выбрала иной путь. Если отличаться, то основательно. Что уж там? Там, где Алиса выступала, Юля гуляла. И где-то там познакомилась с Максимом. Подтянутый умный молодой человек. Человек, которого не любили, либо же ему так казалось. Вот тут ребятам и не повезло – они совпали по «интересам».
Нищий поднимает окурки с земли, нищий духом подбирает первого встречного. Юношеский брак. Юле показалось, что кто-то сильными руками вправит ее хрупкие плечи. Да вот руки не те. Да вот плечи не такие хрупкие. И мечты утонули в боли. Стало тесно в мире отчаянных дураков. И Юля снова загуляла, перебирая струны гитары зелеными от растворителя руками.
Глупая полураздетая дрянь, танцующая на барной стойке. Дрянь, чью смерть Максиму опередить хотелось хотя бы из чувства эстетики. Адреналин должен покинуть сосуды и стечь вниз через рваную рану в правом подреберье. Опередить смерть, а затем гладить мрамор плиты, в которой ни капли ее, и слышать шёпот: «Никто так не гладит, как гладишь ты». Но он снова девушку простит и ляжет с ней под одно одеяло. Да, они уже были здесь. Просто заблудились. Просыпаются в тревоге, извиняются друг перед другом и пытаются выяснить, кто вчера сильнее обиделся.
***
Мы все придем к могиле, но как выбрать путь, если вся юность под подошвами? И ни секс на кухонном столе, ни сон за рабочим столом не указывают путь.
Нельзя сказать, что Алису всё это никак не волновало. Иногда она срывалась, особенно, если что-то пригубит. Вспоминала, во что от этой отравы превращается сестра, и рыдала, лежа на столе, с которого ее снимал Вова. Алиса понимала, что пропасть будет только увеличиваться, если скорее не найти общего языка, потому что в какой-то момент Юля сама завралась настолько, что перестала верить хоть кому-то. А Алиса в свою очередь становилась всё более словонепробиваемой, и души манипуляторов, черные как февральское небо Красноярска, её интересовали всё меньше. Поддашься такому, и вот тебе уже стыдно за всё подряд. Они словно ходят и ищут, на чьей совести сыграть сегодня. Юля, возможно, неосознанно манипулировала, хотела привлечь внимание, ориентируясь на обиду, существующую лишь в ее голове. По крайней мере, так это видела сама Алиса. Видела, но не обижалась.
Алиса еще следом за Вовой перешла в католическую веру. Сидела по выходным с его дочерью. Вместе с Вовой тосковала по погибшей Лилии и мирила их с Лильен. И, пусть Вова этого долго не замечал, все перформансы Алисы были адресованы ему.
Вова ругал Юлю:
– Ты никому не веришь на слово, потому что сама лжешь, и понимаешь, как это работает. Я никому не верю на слово, потому что мне всё равно на интриги. Ты хранишь чужие тайны, чтобы гордиться этим. Я храню чужие тайны, потому что мне неинтересно их обсуждать. Мы совершенно разные.
Вова показал, надо отдать ему должное, что держать в себе опасно. Пружина сжимается до тех пор, пока не сорвется и не разрежет руки. Не зря парень прячет себя за длинными рукавами.
Юля так не хотела. Интерпретировала только неправильно. Конечно, девушка понимала, что и друг, и враг однажды остынут, а стихи все станут поняты правильно. Ох, польются реки вина, когда всеми любимому будет уже всё равно. Просто было еще не время для корректных выводов. И Юля, поняв все по-своему, летит, куда дым летит. Забирает диплом, подает на развод, а далее строго по приборам. Вы ее еще видите, а она вас уже нет. Честь имеет. Вы не идите за ней.