========== От Дениса до Чейни и Генерала ==========
На сыром кафельном полу, липком от мыльных разводов и занесённой с улицы грязи, старший братик прижимал Дениса к груди. За огромной дырой меж его рёбер, угасая, билось ещё живое, но уже ослабевшее сердце. Оно выталкивало кровь из тела и заливало ею пол в грязной разбитой душевой.
На потолке мигала остывающая лампочка, из крана над их головами капала вода. Старший братик с лёгкой улыбкой на губах тихо шептал, ведя пальцами по щеке Дениса, который смотрел на него с непониманием, но всё ещё безумно доверчиво, ведь выпускники в стенах Дома — всё. Выпускники и есть сам Дом.
— Ты станешь сильным, ты обязательно станешь сильным, — говорил слабеющий голос.
— Правда? — воскликнул Денис. — Таким же, как ты?
— Может быть, даже сильнее. И тогда мы обязательно будем вместе.
— Но почему ты уходишь сейчас? Почему мы не можем быть вместе сейчас?
Несмышлёный, не принятый Домом, без клички даже. Что этот мальчишка забыл той ночью здесь, известно только стенам да зеркалам, в своей неприкосновенности держащим последнее слово. Парень в Доме без году неделя, это первый на его памяти выпуск, а, значит, надо было объяснять. А не объяснять нельзя — контакторы любых возрастов должны были знать правду.
— Я должен проложить дорогу остальным, — старший братик наклонился вперёд и прикоснулся губами ко лбу мальчика.
— Я расскажу тебе одну тайну. Сохрани её, прошу.
Денис кивнул, отстранился и приготовился слушать.
— Раз в шесть лет зеркала забирают троих, — прошептал старший братик. — А теперь беги спать. И, смотри, не разболтай никому.
Лампочка на потолке продолжала моргать, вода — капать из крана, а кровь всё лилась и лилась на пол, затекая в стыки разбитой плитки. Братик устал, ему надо отдохнуть, думал Денис, возвращаясь в спальню. В Доме свет на этажах работал с перебоями. Было темно, но не страшно. В Доме нечего было бояться — в окнах звёздным светом отражались коридоры, переполненные людьми.
Воспитатели шастали, встревоженные, шарахались от каждого шороха, собирались под светом работающих ламп, точно караулили кого-то. Они схватили Дениса, ударив по нему светом фонариков, прогоняя из коридора шумящие отражения. Принялись кричать, трясти за плечи, стащили с него футболку. Но мальчик только закрывал рот руками и мотал головой из стороны в сторону.
«Нет». Он ничего вам не расскажет.
На шум высунулись ребята из соседних спален. В коридоре появились старшие, встревоженные ожиданием. Почувствовав назревающее волнение, воспитатели тут же увели Дениса, а остальных разогнали по комнатам и заперли. Но нескольких секунд, проведённых в коридоре, старшим оказалось достоточно: известные своей причастностью стены успели донести до воспитанников Дома радостную весть.
Этой ночью в запертой на ремонт душевой врослые найдут выпускника со вскрытой грудной клеткой.
Младшие лежали в своих спальнях тише воды и ждали проверки. В назначенное время, известное всем и каждому, двери в комнату открылись, в проходе появился воспитатель, который пересчитал всех по головам и ушёл, бормоча недовольно себе под нос. Когда его шаги в коридоре стихли, комната вновь погрузилась в мерное сопение несведущих. Денис высунул голову из-под одеяла и наткнулся на сияющую от нетерпения физиономию Хайда, который нарисовался в нескольких сантиметрах от его лица.
— Я обещал никому не говорить, но тебе расскажу, — шёпотом, чтобы никто не услышал, произнёс Денис. — Раз в шесть лет зеркала забирают троих.
— Это и есть великий секрет Дома? — засомневался Хайд. — Нет. Я верю тебе.
Он кивнул, сияя решительностью, и умчался на свою кровать.
На следующее утро в столовую они шли в сопровождении воспитателей. Всю дорогу Денис ловил на себе взгляды старших и ровесников из второй младшей, которые смотрели на него с завистью и безропотно затыкали свои рты, стоило воспитателю оказаться рядом.
В столовой держалась непривычная этому месту тишина. Она дрожала натянутыми струнами под строгими взглядами надзирателей и стягивалась к столу первой старшей, во главе которой у прохода сидел хозяин Дома.
— Эй, мелкий. Да, ты, без имени. — Его голос, грубый и не терпящий неповиновения, окликнул Дениса, когда тот оказался рядом. Мальчик остановился, а вместе с ним это сделали и остальные, с тревогой, с интересом, с предвкушением не спускающие с хозяина Дома любопытных глаз.
— Ты теперь Чейни. Понял?
— Да! — радостно кивнул теперь уже Чейни. Отовсюду посыпался тихий шелест разлетающихся сплетен.
— Стань сильным, Чейни, — напутственно произнёс выпускник, сидящий по правую руку от хозяина Дома. Его голос был другим, мягким и податливым, и отдавал хитринкой.
— Что вы себе позволяете! — воскликнула воспитательница старшей девчачьей группы, стоящая рядом. Парень, что только что дал новое имя Денису, поднялся из-за стола и плеснул в лицо женщине холодным какао из своего стакана.
Его тяжёлый одинокий смех поминальным словом разнёсся по столовой, а после был подхвачен столами старших — и парней, и девушек, и только после них ликующим перезвоном засмеялись дети.
Брошенные всеми и принятые стенами этого места.
***
О событиях двенадцатилетней давности, о дне, когда он получил своё первое имя, Чейни напомнили шелестящие на тёплом июньском ветру листья невысоких осин. Они росли у самой ограды на внутренней стороне двора, где от калитки к крыльцу вела прямая дорожка разбитого асфальта. Стоя на пороге Дома, Чейни прощался с последним из тех, кто на протяжении этих двенадцати лет разделял с ним тяготы и довольства жизни внутри серых истерзанных временем стен.
Он был всего на каких-то пару месяцев младше, но восемнадцатилетие и выпуск, следующий за ним неизменно, настигли его, как и остальных. За плечами у парня болтался рюкзак с личными вещами, в руках он держал чёрную папку с документами. Из всего выпуска, вышедшего из стен за эти дни, он покидал Дом последним.
Как и было заведено.
— Значит, решил остаться?
Его звали Хайд, лицо его не знало слова «улыбка» и было испещрено шрамами. Но он обнял Чейни и похлопал его по спине так, что у того едва не затрещали кости. Так, что Чейни невольно охнул и долго откашливался, когда Хайд отпустил его. И всё это притом, что сам он был ни на грош не слабее.
— Нужно новое прозвище, — задумался Хайд. В высокой траве вокруг них послышалось шевеление, а к окнам с внутренней стороны припало множество заинтересованных лиц. — Будешь Генералом, — Хайд усмехнулся. — Тебе пойдёт.
— Генерал, Генерал, вы слышали? Надо всем рассказать! — из травы врассыпную бросились маленькие дети, готовые растрезвонить вести по округе.
— Воспитателю не пристало зваться именем воспитанника.
Этим июньским утром Денис-Чейни-Генерал навсегда прощался с Хайдом. Просто с Хайдом, мрачной тенью, чьё настоящее имя знали лишь документы в папке в его руках. Они были сомнительными друзьями, но в стенах Дома это слово ничего не значило, а переступив его порог, Хайд обрывал любую связь с этим местом. Он осмелился сделать так, а Генерал — нет.
Но какими бы причинами они не руководствовались, ясно было одно: с этого дня их пути расходятся.
Хайд был хозяином Дома последние шесть лет. И, уходя, он не оставил после себя человека, который должен был его заменить. Он ничего не сказал по этому поводу, долго сомневался, принимая решение — всё это Чейни-Генерал мог видеть собственными глазами. Дом и его воспитанники решение Хайда примут, пусть это и принесёт неприятности на первых порах. Дом ни к чему не остаётся безучастным. Возвышаясь за спиной Генерала, он тёмными окнами-глазницами отпускал хозяина вслед за остальными.
Чейни-Генерал до последнего хотел поговорить с Хайдом о некоторых неразрешённых вопросах. Именно сейчас, именно отпуская его навсегда, потому что только так можно было освободить его от последствий. Но он так и не смог найти, с чего начать, и не решился поднять эту тему. Ему всё время казалось, что и Хайд не против разъяснить пару моментов, однако и он не заговорил ни об одном из них. Например: