Рикки общался с остальными с помощью большого блокнота на спирали, где делал записи, которые после показывал людям.
Старуха проводил его. Воспитатель стоял в дверях и ждал, пока парень закончит умываться. Внимательно следил, чтобы он ни к чему не прикоснулся и ничего с собой не сделал. Но Рикки даже не думал о таких вещах. Он лишь на мгновение замер неестественно, перехватив взглядом движение в зеркалах, но в следующий же миг пришёл в себя, закрыл кран и вышел в коридор. Это было странно, но Старуха ничего не услышал и не увидел. Рикки был согнан злостью настолько сильной, что вместить её тот, другой мир, был уже не в состоянии.
Фаллен швырнул Микки на пол.
— Ты что наделал? — закричал он. — Кто тебя его трогать просил!
Вытирая разбитую губу, Микки — мальчишка, чей облик навечно запечатлел год смерти — зло смотрел на человека, возвышавшегося над ним.
— И не тронул бы, — процедил он, — если бы кое-кто свою работу нормально выполнял!
— Разбирайся со своим Чейни, а Сонечку не трогай! — вспылил Фаллен. — Не умеешь ты как надо! Что раньше, что сейчас — никакого от тебя толку!
Фаллен ещё раз с размаху ударил Микки, развернулся и исчез. Тот попытался встать, но только бессильно рухнул на пол, поскользнувшись в луже собственной крови.
Старуха привёл Рикки в спальню, где остальные расселись на кроватях — сна у них не было ни в одном глазу. Ребята перебрасывались тревожным полушёпотом, будто рассказывали друг другу страшные истории, а вовсе не стали сами участниками одной из них. Эта большая кошмарная сказка, встряхиваемая сильными порывами ветра, бьющего в окна, и раскатами грома, дополнялась вкрадчивыми фразами, осторожными, тихими, норовящими не распугать повисшую в воздухе тайну, а напротив, сокрыть её и сохранить.
— Все на месте? — проворчал воспитатель, с подозрением оглядывая собравшихся. Один из немногих, он знал, что эти дети просто так не стихают никогда.
— Гноя нет, — отозвался Букер.
— Гной у Генерала, — договорил за него Замай.
— Видел. — Ещё раз оглядев собравшихся, Старуха поморщился. — Только попробуйте ночью из комнаты высунуться, — пригрозил он.
— Да кто в своём уме сейчас высунется? — пробормотал из угла Джуб. Навалившись спиной на стенку, он подтянул колени к груди. Обуви на его ногах уже не было.
Рикки молча сел на свою кровать, и за окном вспыхнула молния.
— Вот это зарядило, — проворчал Букер. — Такое если и пережидать, то только заснув.
Но когда Старуха ушёл, все они остались на своих местах, изредка переглядываясь и даже не думая делать что-то кроме.
***
Прерывистый сон Генерала тревожил каждый раскат грома, раздающийся, как ему казалось, совсем рядом. Молнии словно скользили по стенам Дома, вспышками озаряя пространство комнаты через большое окно так, что внутри становилось светло, как днём. Окончательно проснувшись после череды повторяющихся раскатов с больной головой и совершенно разбитый, воспитатель увидел, как Гнойный сел на его кровати.
— Слав, ты в порядке? — он вскочил, едва не теряя равновесия, и, схватившись за край стола, выпрямился.
Парень нахмурился, отмахиваясь. По его виду было понятно, что не всё в порядке — вопрос прозвучал действительно глупый. Да и на разговоры его тоже не тянуло, как не тянуло никого из них.
— Холодно, — только пробормотал он, обхватил правой ладонью левое предплечье. Правая рука закрывала повязку, но не касалась её, и, исходя из того, что Гнойный практически не двигался, Генерал заключил: кроме всего, ему было ещё и нестерпимо больно.
Воспитатель достал ему чёрную толстовку из своего шкафа.
— Давай я сначала сменю повязку, — предложил он.
Гнойный молча терпел, пока Генерал отрывал бинты с налипшей на них кровью, а после накладывал новые. Сидел, стиснув зубы. Было не столько больно, сколько противно, в том числе и от себя самого. В первую очередь за свою слабость, немногим дальше — за непредусмотрительность. Как же глупо и наивно было полагать, что кроме Фаллена никто не сможет проявляться по эту сторону. Тем более, в такое время.
Как же глупо и наивно было полагать, что кроме Фаллена кто-то может желать ему добра.
Когда в руках Гнойного оказалась толстовка, он вытянул её вперёд в дрожащей руке, и попросил бессильно:
— Надень.
Генерал был едва ли крупнее его, но толстовка оказалась велика. Зато в ней Гнойный смог наконец-то хоть немного согреться. Воспитатель надевал её аккуратно, стараясь не только повязки, но и самого парня не касаться. Когда он отстранился, между ними снова возникло то самое напряженное молчание.
— Пойдёшь в комнату? — нарушив его неосторожно, спросил воспитатель.
Парень помедлил немного и кивнул.
— Я провожу.
Свет в коридорах уже погас. Когда они подошли к спальне, то увидели, как Букер, Замай, Рикки и остальные при свете фонариков играли в карты. Они молча переглянулись, заметив Гнойного, и замерли в ожидании.
— Расходитесь по кроватям, — тихо и без злости приказал Генерал. Он постоял немного в проходе, подождав, когда этот кружок любителей полуночничать неслышно расползётся по комнате, а затем закрыл двери. Уходя, он не услышал ничего кроме тишины за своей спиной.
***
Хима красила губы перед зеркальцем в своём укромном гнёздышке на чердаке. В углу она прятала остывающий электрический чайник и два фонарика, освещающие небольшое пространство вокруг. Две чашки на столе дымились, заполненные горячим чаем. Этой холодной ночью они остывали особенно быстро.
В косое окно бил дождь, в щелях завывал ветер. Девушка замёрзла так, что губы её посинели, но не одевалась. Она расчёсывала волосы, проводя по ним старым гребнем, поправляла бантики на короткой ночной сорочке. У стены напротив, насупившись, сидел Микки. Он крутил в руках ножницы и не отражался в зеркалах.
— Ему говорили, что не нужен нам Генерал, что Чейни нужен, а как ещё из Генерала Чейни вытащить? — парень фыркнул обиженно и развёл руками. — С переименованными столько проблем!
— Да ладно тебе, — улыбнулась Хима. — Что сейчас ссориться, если по итогу всё одно? Иди-ка лучше чай пить.
Микки грустно и тяжело вздохнул и подбросил ножницы в воздух. Хоть он и выглядел побитым и вышвырнутым на улицу зверьком, всё же он сделал то, что должен был, теперь оставалось за малым. Сейчас, когда граница так ослабла, у них почти не осталось времени. Фаллен тоже это понимал, оттого и был на взводе. Не было причины винить его за это. Только за нерасторопность. В спешке невозможно всё делать аккуратно. В спешке нужно было действовать решительно.
На четвереньках Микки перебрался поближе к столу, где на столе в темноте шумящей ночи остывал приготовленный ему чай. Дождь за окном постепенно успокаивался.
***
Ночью они завесили все окна покрывалами, потому что Замай сказал, что так дождь будет тише. Дождь действительно стих, но вряд ли им помогло именно это. Полночи все пролежали молча в своих кроватях, а те, кому посчастливилось заснуть под утро, спали до ужаса отвратительно. Гнойный проснулся перед рассветом от ноющей боли в боку. Он встал нехотя, поёжился. Он замёрз даже будучи в толстовке Генерала — так и не снял её вчера, бессильно и молча падая на кровать.
Пошатываясь, он побрёл к выходу, придерживая бок рукой. Запнулся о кроссовки Букера, пинком отправил их под кровать — пусть поищет, размышляя о том, где надо и не надо оставлять обувь. В дверном проходе Гнойный встретил проснувшегося Рикки с красными заплывшим глазами — тоже не от приятных снов.
— Отвали, я к Генералу, — процедил он, и Рикки послушно отошёл в сторону.