Тобиас не отвечает. Он весь ушел в себя, ладонь его еще лежит на плече Рина и его аккуратно поглаживает, но мыслями он уже далеко: сосредоточился на связи и пытается ее не упустить. Его четко очерченные тонкие ноздри подрагивают, как у коня перед забегом. Впалые щеки нездорово бледны. Тонкие губы плотно сжаты.
Рин хмурит брови и пристает снова:
— Тебе все равно, что с нами не поздоровались?
— Ммм? Мне — да… Ерунда.
Рин обдумывает сказанное и упускает те несколько секунд, когда вертушка делает паузу и из ее стеклянного нутра можно выскочить в холл. Ему приходиться сделать дополнительный круг. За это время Тобиас успевает своими семимильными шагами дойти до конца коридора и ждет его уже у выхода на арену.
Маленький Ришар догоняет, проходит под трибунами, делает еще несколько шагов по открытому пространству и встает, как вкопанный. Он никак не ожидал, что будет столько людей, что будет так помпезно и официально. Тобиас тянет его за рукав и показывает на маленький стол секретариата, который расположился почти у самого бортика, между проходами к VIP-балкону и рингу. Рин понимает намек, насупливается, но делать нечего — всеми организационными вопросами занимался Ришар и Рин получает это право по наследству. Право быть Первым. Рин проталкивается к красивой девушке за столиком, берет один из айпадов, выложенных для участников, и озирается.
Вокруг столика битком народа: журналистов, телевизионщиков, критиков, зрителей, и прочих ценителей культуры протеста и хайпа. Кого здесь только нет. Не хватает только таких, к каким Рин привык причислять себя, — обыкновенных.
Поднимает глаза на трибуну. Там приглашенные шишки и жюри гордо восседают на пустых трибунах с высокими картонными стаканами какой-то выпивки. Над ними натянуты флаги с эмблемами. Рин насчитывает семь. Гора, дерево, восходящее солнце, семиконечная хвостатая звезда, медведица, крест в окружности и глаз. На флагах еще надписи и, кажется, девизы. Но они так высоко, что трудно разобрать.
Рин переводит взгляд на тех, кто толпиться рядом и чуть дальше, у импровизированного ринга, в духоте и перегаре, но зато в центре событий, в непосредственной близости от самих участников, которых распознать в этой суматохе с первого взгляда практически невозможно.
Сам ринг возвышается на две ступеньки над людским морем, огорожен на манер боксерского и застлан по случаю ивента деревянным сплошным настилом. Вокруг уже наставлены камеры и развешены юпитеры.
Все вместе производит жуткое впечатление. У Рина начинает сосать под ложечкой, руки повисают как неживые. Он чуть не роняет айпад.
Давясь волнением, он возвращается к Тобиасу. Тот умудрился среди всей этой толчеи и суматохи, прожекторов, вспышек и работающих на износ мобильников найти укромное место в тени VIP балкона. Серебряные волосы, собранные в пучок, слегка отсвечивают на фоне сумрака. «Крашеные или свои такие?» Эта мысль кажется Рину неуместной. С каких это пор его начали интересовать чужие волосы, да еще мужские?
Вторая мысль его обескураживает. Тобиас вдруг кажется ему не внушающим никакого доверия. Рин краем глаза у столика регистрации успел заметить другие пары. Они впечатляющие. Кто внешним видом, а кто жесткостью взгляда. Словно пришли поучаствовать в чемпионате по реслингу, а не в поэтическом мероприятии. А Тобиас? Он щуплый и глаза прячет. Рина настигает плохое предчувствие.
По пути к балкону, его чуть не сносит с ног громила в коже и пирсинге, с таким же айпадом для регистрации и с эмблемой глаза на рукаве. Еще одно подтверждение, что Тобиас по сравнению с такими — слишком обычный, невзрачный, ссутулившийся. Офисный планктон или чистоплюй. Белая рубашка, синие джинсы. Ни эмблемы, ни индивидуальности. Почти жалкий. Рин подходит вплотную:
— А кто там на балконе?
— Спонсоры. Пара-победитель заключает с ними контракт на год.
— Круто! А что надо делать по контракту? Писать рекламные ролики?
— Убивать.
Рин смеется. Шутка удачная. Он тот еще убийца нервных клеток доктора Прюданс по понедельникам. Но Тобиас не улыбается в ответ, и у Рина холодок бежит по спине.
— Если мы с тобой выиграем, но контракт заключать не будем. Сэм считал, что лучшая пара не должна прислуживать.
— Мы же нарушим правила?
— Да.
Рин моргает и хочет спросить, что все это значит, но Тобиас теряет интерес к разговору. Ну ладно. Вряд ли они выиграют, так что Рин решает не забивать себе голову раньше времени. Надо пока хотя бы заполнить анкету участника без ошибок.
— Тут надо проставить творческое имя пары? Так какое ставить, старое или новое? Какое имя было у вас с Самюэлем?
— «Бронза и сталь».
— Ты издеваешься? Ничего патетичнее нельзя было придумать? Или это в насмешку?
— Какая разница? Напиши, какое тебе нравится, — Тобиасу удается одной и той же интонацией передать и доверие, которое он оказывает Рину и скрытую просьбу оставить его в покое. Какая разница, что там будет за имя. Все равно на один раз. Но Рин упорствует.
— А какое?
— Придумай сам. Удиви меня.
Рин бы и рад, но знает, что у него не получится. Ему просто необходимо положиться на Тобиаса в этом человеческом мареве, но тот уходит, как плотва сквозь сети. Бросает его одного. А Рин в класс-то заходит с опаской, а в таком столпотворении его начинает слегка мутить. Дальше будет только хуже. Именно поэтому Сэм никогда не брал его с собой. Да что ж это такое.
Рин уже хочет развернуться и послать все к чертовой матушке, но вдруг вспоминает, что это Сэм записал его на турнир. Сэм решил, что он готов. Сжимает зубы и заставляет себя сосредоточиться. Он не будет больше спрашивать ничьего мнения, у него хватит фантазии придумать все самому, игра слов остается игрой, анкета — простой формальностью, такой же ерундой как приветствия.
Рин заполняет строчки в анкете участника быстро, гадая против кого выпадет жребий, Вбивает последнее слова, закрывает программу и возвращает айпад девушке на регистрации. Она мило улыбается, проверяет, все ли правильно, также мило и понимающе хихикает, показывая Рину его файл. Рин вздыхает, но не успевает ничего поменять — начинается жеребьевка, и все тут же приходит в движение. Номера пар сыпятся из барабана только успевай записывать, у них шестьдесят шестой, и они будут выступать против двенадцатого в первом туре.
На ринг поднимаются пары, зал ревет как на корриде, Рин слушает словесную перепалку, кривится от мата, пошлости и тупости плохо рифмованных скороговорок. Традиция начинать баттл его смущает своей бесполезной пафосностью: Мы, «Сукины Дети», вызываем на дуэль слов…. Мы, «Весенние», принимаем вызов. Неужели Самюэль варился во всем этом? Рина слегка передергивает. Не так представлял все это из своей комнаты и по каналу на Ютубе. У него такое чувство, словно его обманывали.
— Ты запомнил формулы приветствия?
Рин вздрагивает от неожиданности и не сразу понимает, что это за его спиной говорит Тобиас, и что он говорит именно с ним. Голос кажется совершенно незнакомым, теплым, низким, катающий буквы, как шарики.
— Рин?
Рин оборачивается и еще раз вздрагивает. Тобиас другой. Словно снял свой костюм Кларка Кента. Рин только сейчас замечает какой он подкаченный и жилистый.
— Да, я запомнил.
— Хорошо. Ты Первый — ты принимаешь вызов. Слушай внимательно, слушай противника, но главное — себя. И смотри в оба. Если вдруг почувствуешь, что с тобой что-то не так — не паникуй. Просто отпусти мою руку. Понял?
— А ты будешь держать меня за руку?
— Желательно. Так карман лучше работает.
— Карман? Какой карман? Карма? — Рин видит, с каким немым отчаянием смотрит на него Тобиас, и больше вопросов не задает. Карман так карман. Какая, в принципе, разница.
— На ринг вызываются пары «Первые смотрители» номер двенадцатый и «Амэтотодин» номер шестьдесят шестой.
Рин дергается к рингу, но понимает, что Тобиас остается сзади и не реагирует. Озадаченный, бросает взгляд через плечо. Тобиас продолжает стоять как ни в чем не бывало, потом, наконец, соображает и удивленно поднимает брови. Рин пожимает плечами. Он писал первое, что пришло на ум, да ещё раскладка на планшете была неудобная. Вот палец и соскочил. Тобиас хмыкает и рывком отрывает спину от стены и становится похож на таранное орудие. Рин приоткрывает рот от удивления. Как же это? Неужели то, каким он видит Тобиаса, зависит от Тобиаса?