Лицо у Тобиаса от этой тирады не меняет выражения. Он вытягивает кисточку, что торчит за ухом, достает чистую палитру и баночки акриловой краски со шкафа.
— Мне все равно. У Сэмюэля был план, когда он все это затевал. Я сделал, как он приказал. И мне не обязательно жить до апреля, до диплома или до пенсии.
— А Рину тоже не обязательно? Вы его уже во все это втянули.
— Рин никому не интересен. Всем ясно, что он не противник. Им же только лучшие нужны. И он последний из дома Ришаров. Его не тронут. Чисто из уважения к деду.
Тобиас делает несколько заключительных мазков и пересаживается ближе к третьему рисунку.
— Им — не интересен. А тебе? Ты вон его из головы не можешь выбросить.
Тобиас молчит некоторое время, применяясь к «шедевральному» портрету кисти Колина.
— Может, ну ее — Связь! Ты прекрасно и без Связи проживешь. Ты — лучший на курсе, через год тебя пригласят в крутую контору. По тебе все наши девки сохнут, и не только девки. Начни жить как все, заведи нормальные отношения. Не как Заклинатель Тингара, а просто, как Тобиас. Спрячься от всех. И Рина забудь. Еще пару раз позовет и перестанет.
— Если бы все было так просто. Меня вырастил для Системы, и Система меня не отпустит. Ты думаешь, что можно иметь нормальную жизнь после того, как пробудился Тингар? Отношения с тем, с кем хочешь? Не можешь. Наследие все решает за тебя. В пару с Сэмом меня поставили, потому что так решило Наследие. От меня ничего не зависело. И от Рина ничего не зависит.
— А откуда ты знаешь? У него же нет метки, как и у тебя. Вы же свободные. Вам правила не писаны.
— У меня уже есть метка. И я принял ее и клятву добровольно. Так что я не свободен.
— Тогда тебе надо быстро устанавливать с Рином Связь второго уровня. Нет, ну, а как еще? Или так — или ты будешь совершенно беззащитен.
— Как ты себе это представляешь? Связь второго уровня — это равноценный обмен. А что я могу предложить? «Твой брат трахал меня пять лет, и теперь ты тоже можешь?» Отличное предложение, но я бы отказался. Или может быть так: «Я убийца, милый мой Рин, и ты теперь будешь, как я». Он же одуван, Колин. Для него равноценный обмен — это в игрушку перед сном поиграть, в Париж на концерт съездить. Он совсем другой. Ты бы слышал, как он про Сэма рассказывает. Для него Сэмюэль — ангел во плоти. Он даже не подозревает, чем Сэм на самом деле был занимался. Какая уж тут Связь второго уровня.
— Но, может быть, получится чуть позже. В будущем.
— А будущего никакого и нет. И не будет никогда. Меня просто к мальчишке приставили. Так что глупо надеяться на что-то, — Тобиас поднимает тяжелый взгляд на Колина. — А из головы он у меня не идет, потому что я его видел после кремации. Ты бы увидел, и тоже бы о нем думал постоянно. Потерянный, зареванный, неуверенный. Паника по каждому поводу. А еще он состоит на учете у психиатра. А тут эти бои еще. Я думал он на ринге свихнется. Если бы не приказ ни за что бы его на ивент не потащил. О чем только Сэм думал. Рина поддержать надо.
— Ну вот и поддержи. Подружись. Что? Дружба — это просто.
— Ему такой друг, как я, нахер не сдался. Но знаешь, если бы он захотел, то можно было бы попробовать. Интересно даже. Я бы его потренировал. Он необычно в паре себя ведет. Можно было бы формулу Связи усовершенствовать. И… Но ты же видел — он трубки бросает. Я его после школы пару дней попытался встречать. Поговорить. Ничего хорошего из этого тоже не вышло.
— Ты сам себе противоречишь. Он может трубки и бросает, но первый же и звонит. Ты ему интересен. Зуб даю. И еще. Если Система для тебя так много значит, то он тебе нужен.
— Я подумаю. А пока давай выдвигаться. С пейзажем у тебя проблем не будет — ты просто слишком закрываешь цвета, делаешь их химическими. Надо наоборот разбавлять. Декан любит, когда романтично. В портрете старайся добиться большей спонтанности и экспрессии в изломе бровей, видишь? Сразу живенько стало. А про Рина… я не хочу за него решать. Я не хочу на него давить. Мало ли, что нужно мне.
— Значит, предлагаешь оставить все как есть? Будешь не спать ночами и ждать, когда тебя подкараулят в переулке? Отличный план, друг. Слушай, — осеняет Колина, пока он складывает эскизы назад в тубус, — тебе надо все начать с начала. С чистого листа. Попробуй сделать красивый жест. Что-то из ряда вон. Поразить воображение. Нарисуй его. Наверняка это будет для него чем-то новеньким. Когда ты рисуешь, ты совсем другой. Не страшный. Ты его очаруешь.
Колин смеется своей шутке, а Тобиас замирает на пороге. Рисовать он точно никогда и никого больше не будет. Ему хватило одного раза с Ривайеном и на всю жизнь. Он проглатывает ком и, как ни в чем не бывало, открывает дверь, ждет, пока Колин зашагает вниз по деревянной лестнице, и только уже у самой машины тихо говорит:
— Иногда от разговоров с тобой и правда выходит толк.
***
— Красота — страшная сила, действует даже на декана, а на нашего декана, кроме тебя, ничего не действует, — Колин радостно машет зачетной ведомостью, в которой стоит подпись и нужная дата. — Я никогда не пойму, как ты это делаешь! Что ты ему сказал, чтобы моя работа прошла?
И не дожидаясь ответа мчится хвастаться всем, кого его знает, а знает Колин пол-института.
Часов в шесть он волочет Тобиаса в бар — отмечать.
— Ты же знаешь, что я не пью. Дорогое пойло я не понимаю. А на дерьмовое мне времени жалко.
— Зато после дерьмового пойла все остальное кажется прекрасным. Давай по чуть-чуть, и сразу перестанешь париться.
Тобиасу трудно иногда бывает объяснить Колину обычные вещи о том, что дерьмовое пойло портит вкус, что после него исчезают нюансы, игра слов становится тупой и пошлой, что скорость восприятия не та, а это может иметь решающее значение, если организаторы ивента и правда решат претворить свои угрозы в жизнь. Но Колин такой довольный, что выговаривать ему все это не хочется, хочется просто отвести взгляд и не огорчать. Так Тобиас и поступает, взгляд выхватывает из витрины сережки-гвоздики. Он останавливается, разворачивает Колина боком и разглядывает мочку.
— У тебя новые штанги? С утра были в ушах? Я только сейчас заметил.
Колин хлопает песчаными глазами и тупит, смотрит то на друга, то на витрину ювелирного магазина.
— Ты хочешь проколоть уши?
— А это трудно?
— Да нет, легко и просто. И ребенок справится. Тебе нравится? Давай я тебе проколю?! — запасы оптимизма у Колина неистощимы, им трудно противостоять, но Тобиас уже привык:
— Нет. Не надо. Но мысль мне нравится. Пошли, ты же выпить хотел. Если будешь здесь стоять — я передумаю. Сейчас научишь меня мешать крепкие напитки.
========== V. ==========
«Пробовали мы в отдаленных наших монастырях
заставлять детей с пробудившемся Тингаром быть вместе.
Смотрели, что получалось.
Иногда получалось страшное: или мертвыми их находили,
или становились они бесноватыми, и приходилось лишать их жизни,
или темнели на глазах и становились пылью черной,
тенями в сумраке.
Но иногда силы детей взаимодействовали».
Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».
20.09.2017, понедельник
Утром после ивента Рин открывает глаза, потягивается. Собирается снова их закрыть минуты на три, чтобы понежиться в тепле и дреме, подумать о чем-нибудь приятном, настроиться на долгий, изматывающий и бесполезный школьный день, но подскакивает на кровати, как ужаленный. Он вспомнил свой сон.
Сны — редкие гости в его голове, он может пересчитать их визиты по пальцам одной руки, а уж вспомнить подробности не может никогда. Но сегодняшний — особенный. Если нужно, то Рин готов пересказать его до мельчайших деталей.
Он видел белый лист бумаги, гнутый-перегнутый, со следами чужих ногтей и сальных пальцев, с узелками плотно спрессованных волокон. Он снова и опять разворачивался перед глазами, заставляя холодеть и ежиться.