Колин улыбается. Ни дружески, ни приветливо, ни вежливо. Так доктора в больнице улыбаются. «Нафига он со мной так?»
— Ты живешь с Тоби?
Но бугай-Колин снова улыбается:
— У меня есть где жить, не переживай.
— А почему ты все время здесь? Ты ведь ночевал!
— А какое твое дело? С чего я тебе должен отвечать? Ревнуешь?
— Что? С ума сошел?!
— Да расслабься. Он позвонил вчера, попросил остаться и помочь.
— А меня не попросил.
— А ты все равно делать ничего не умеешь, только расстраиваешь его.
— Это он меня расстраивает. И пугает. И врет… — Рин сглатывает. — Я посижу с ним, ладно? Он как? Я тихо буду сидеть.
Колин молчит. Они доходят до баков и идут назад.
— А ты Тобиаса давно знаешь? — спрашивает Рин.
— Три года.
— И часто с ним такое? Ну, чтобы кровь…
— Пока он был с Сэмом — почти каждую неделю. За последние восемь месяцев — первый раз.
— Я на ивенте его руки видел. Они все в шрамах. Как будто ему кожу бритвой резали. Он говорил, откуда у него это?
— Не говорил. Но шрамы у него не только на руках. Он просто никогда их не показывает. Ладно, проходи. Только не шуми.
Они заходят и тихо прикрывают дверь, Рин обводит комнату и видит…. Тут же тянет Колина назад на улицу и быстро шепчет:
— А кто на диване?
— А я знаю? Он их вчера притащил на себе. Говорит, случайно встретились. Какое там случайно! Наверняка был «дикий бой». Только с чего он противников домой притащил, я не понимаю.
— Ты хочешь сказать, что они на него напали, а он их на диване уложил? Так вообще положено?
— Да Тоби плевать, как положено. Заходи давай, а то холода напустили…
В студии стойкий медицинский запах. На полу разложен надувной матрас. Тобиас спит на нем, лицом к двери. Укрытый по самый подбородок пледом. Второй сбился в ногах. На столе разбросаны бинты, компрессы, примочки, опрокинут пол-литровый флакон бетадина и лежат ножницы. Те самые, что оставили след на щеке Колина. Гренадер спал за столом — это было единственное спальное место, которое оставалось в небольшой студии.
Рин садится на пол рядом с матрасом и не может отвести взгляд от руки Тобиаса. Она лежит бессильная, неживая, перебинтованная. Бинты, стягивающие ладонь, пропитались чем-то желто-бурым. Рина не обращает внимание на шевеления на диване, на то, что Колин уходит, на его слова, что вернется быстро, только съездит в универ и за продуктами. Все отходит на второй план и происходит как в тумане. Он забывает, что договорился с Клэр, что она будет его ждать, что надо ей позвонить и хотя бы предупредить. Рин смотрит на руку и не может оторвать взгляда, перехватывает ее в запястье и сидит молча и тихо, как завороженный. Между пальцами пульсирует. Ему становится жарко от этой пульсации. Его сердце начинает биться также быстро и тревожно, словно кровь просто перетекает из одного тела в другое. Потом ритм замедляется.
***
Рина точно будит не телефон. Он просыпается от того, что во сне сполз вниз и теперь лежит на полу скрючившись, но так и не выпустив руку Тобиаса, положив голову тому на бедро. Телефон лягушкой выпрыгивает из-под матраса. Рин его ловит и подсматривает, что на экране высветилось «Ривайен». Имя кажется очень знакомым, и Рин не задумываясь отвечает:
— Слушаю.
— Кто это? Бека? Кто вам разрешил вмешиваться? Немедленно возвращайтесь? — потом чуть тише и Рину кажется, что взволновано. — Тобиас. как?
— Руку повредил. Спит. Ему что-то передать? И это не Бека.
В ответ тишина. И пока она висит в телефоне странной растерянной паузой, безжизненная рука в бинтах оживает, аккуратно забирает аппарат у Рина и отключает связь.
— Никогда не отвечай на звонки этого человека.
Тобиас говорит спокойно, но голос у него булькающий, как молоко на огне, сдерживаемое от того, чтобы убежать, только фарфоровым диском на дне кастрюльки. И Рин откуда-то знает, что сдерживает он не злость, а радость от того, что Рин сидит здесь, у него дома и рядом с ним. Рин опять берет забинтованную руку, кладет к себе на колени. Рука горячая, как молоко, но она никуда не убегает, и кажется очень даже здоровой, сильной и властной. Рину хочется спросить про руку, но вместо этого он спрашивает:
— А кто такой Ривайен?
Комментарий к VI.
* двойник
** очень сильный ветер с гор
========== Интермедия. ==========
«Нити Тингара могут распуститься,
как распускается цветок лотоса,
и в такие особые моменты Заклинатель
может прозреть будущее и соединиться
с Наследием в точке начала времени.
Но ни один еще не вернулся назад из путешествия.
Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».
09.09.2011, пятница
Когда в телефонной трубке раздались короткие гудки, Ривайен не расстроился. Скорее он был удивлен, что ему вообще ответили. И рад услышать голос Тоби. За пять лет это было в первый раз и, возможно, в последний. За пять лет он здорово сдал и уже не был тем человеком, который прогибал Наследие под себя и свои амбиции. Времена, когда он считал себя равным Тингару, безвозвратно ушли, и методичность больше не была кредо Ривайена Форсайта.
Но это был еще тот Форсайт, который всего добился сам и никогда не сдавался. Еще в старшей школе он решил, что удачи нет — есть правила и развилки. И самое главное в жизни — это не пропускать указатели. В юности он поставил себе цель попасть в Совет Семи школ и стал самым молодым его председателем. В Тибете, когда кормил свои амбиции поисками текстов о Тингаре, нашел больше, чем мог пожелать. Когда Тингар убил Кейт и старика Ришара, он без колебания встал во главе новых исследований.
Когда на пути Форсайта возникал переломный момент, он превращался в чудовище, рядом с ним можно было почуять характерный запах безумия, стойкий, как мускусные испарения. Сам же он не считал себя ни безумцем, ни подлецом, ни психопатом. Он просто принимал решения и готов был платить за них цену.
Однако развилку того злополучного дня пять лет назад Ривайен пропустил, указателей не заметил и цена за это оказалась для него неожиданно высокой.
Все началось ближе к полудню, когда Тобиас распахнул дверь и с порога озарил улыбкой его рабочий кабинет. Ривайена как магнитом развернуло в сторону воспитанника. Не в характере Тобиаса было приходить без предупреждения — произошло что-то важное и долгожданное.
Ривайен уже несколько месяцев ждал только одного: проявление метки. Тоби минуло шестнадцать, он выпустился из Нагорной и принес клятву верности Наследию, но Тингар запаздывал. Ривайен объяснял задержку исключительными способностями воспитанника, его универсальностью, переизбытком Наследия в крови, пережитыми детскими травмами, упорными тренировками с малолетства. Да чем угодно, лишь бы это выглядело разумно и позволяло не сходить с ума от ожидания.
Когда Форсайт увидел светящегося от радости и запыхавшегося Тоби в дверях, он решил, что метка появилась. Ривайен так хотел в это поверить, что принял веру за правду. То, что мальчишка держал в руках акварель на редкой бумаге васи и свидетельство о поступлении в колледж, он опрометчиво принял за красивый фантик, в который приемный сын упаковал главное.
Ривайен начал с фантика. Он похвалил Тоби за поступление, потом взял в руки рисунок. С удивлением отметил, что с васи на него смотрел он сам, только лет на двадцать моложе. Очередная фантазия Тобиаса. Ривайен усмехнулся. И почувствовал себя действительно молодым. Таким, каким он был, когда Тингар соединил их в пару с Кейт. Он решил, что это добрый знак. Тобиас будет прекрасной заменой матери. Достойным завершением проекта по созданию сильнейшей пары. Его заветным оружием. За это Ривайен был готов заплатить любую цену.
Потом, много позже, он сам себе старался объяснить, что все пошло наперекосяк из-за дурацкого портрета. Тобиас был слишком талантливым. Сквозь бумагу сочилась отрава. За маской молодого счастливого себя Ривайен разглядел себя настоящего. Высокомерного и амбициозного. Готового идти по головам к своей цели. Руки как обожгло, а в глаза ударило. Ривайен отложил портрет и притянул к себе Тоби. А надо было всмотреться в портрет — он был указателем. Но Ривайен свернул не туда.