потому что все, как заговорённые,
молчат про посттравматический рост».
ВсегоОдинРаз
31.05.2018 четверг
Рин тащит свой чемодан по коридору и целиком сосредоточен на этом процессе. Впереди его ждет обязательное собеседование с Ривайеном. Так написано в письме о зачислении. Но Рин больше думает не о предстоящей встрече, а о том, как гулко отражаются от стен дребезжание колес и его собственные шаги. Суббота, вечер, школа вымерла. Его никто не встречает, и все совсем не так, как он себе придумал по пути сюда, сидя рядом с Колином в машине. Не то чтобы он ждал фанфар или фейерверков в честь прибытия, но все-таки мрачная тишина похожа на ловушку. Ну и плевать. Главное, что Нагорная научит, как управлять Тингаром и как восстановить связь с Тобиасом. Это его единственный шанс вернуть Заклинателя. Если для этого надо пройти собеседование, впустить Ривайена в свою голову и дать его стальным пальцам поковыряться в мозге — так тому и быть. Это неизбежное зло, но Рин как-нибудь переживет. «Пе-ре-жи-вет», — в такт отстукивают колесики.
Добравшись до конца коридора, Рин наконец переступает порог директорского кабинета. Запретить себе думать о том, что здесь натворил брат, — трудно. Но Рин не намерен выпускать переживания наружу и вспоминать кошмар, в котором повсюду разбрызгана чужая кровь, Тобиас похож на жалкую тряпичную куклу, а у Сэма лицо перекошено ненавистью. Он задерживает дыхание, старается не смотреть по сторонам и делает вид, что спокойно ждет начала разговора.
Ривайен, кажется, играет в ту же игру, словно пять месяцев назад здесь ничего не случилось. Он сидит за своим огромным, нарочито-пустым столом. Спокойный, уверенный в себе, поднимает на Рина взгляд, спрятанный за стеклами золотой оправы — все как в прошлый раз. Здоровается — все тот же сухой, вымораживающий голос. Настольная лампа поставлена справа. Хорошо освещается только одна часть лица, но из-под теней проглядывает что-то ненормальное, что цепляет и беспокоит. Синяки под глазами, впалые щеки — Ривайен здорово похудел со времени их последней встречи.
Но есть что-то еще. Рин присматривается: левый уголок рта ползет вниз, делает моложавое лицо беспомощным и ломает устоявшийся образ. Непроизвольный наклон головы, и Рин с замиранием сердца видит безобразный шрам на щеке. Тут же накатывает жалость и неизвестно откуда взявшееся чувство вины. Хотя, если подумать, Рин-то здесь как раз совершенно ни при чем. Но Рин не думает. Он уже открывает рот, чтобы просить прощения, однако Ривайен успевает первым:
- Зачем ты приехал?
Вопрос, словно контрастный душ. От неожиданности Рин теряется, отвечает не то и не так, злится, опять отвечает невпопад. Но Ривайен занят не объяснениями Рина, а раскладыванием каких-то бумажек на столе. Раздражение и досада поднимаются в Ришаре, как приливная волна. Разговор заканчивается, Рин кусает губы, прячет глаза, торопливо прощается, и уже у самой двери ему в спину прилетает:
- Не думай, что я буду тебя просто так терпеть под этой крышей, тебе здесь не рады.
Рина от такого напутствия разворачивает на пороге. Он не хотел огрызаться, хотя бы не в первый день, но его прорывает:
— Тогда зачем надо было зачислять?
— Тобиас хотел, чтобы я дал тебе шанс, — Ривайен отвечает почти не разжимая губ, так, словно кидает Рину милостыню. — Приглашение было чистой формальностью. Не думаю, что у тебя что-нибудь получится.
— Отчислите?
— Сам уйдешь. А пока — занятия завтра с восьми утра. Только лекции и физподготовка. К спарринг-программам у тебя нет допуска.
Рин выходит из кабинета растерянный и озадаченный. В коридоре ждет только Бэка. Сжать его в объятиях чертовски приятно, хочется расспросить, как у них с Юрой дела, но в горле предательски першит. Он сглатывает, першение не проходит, превращается в острый ком. Еще чуть-чуть и Рин разревется. Так они и идут с Бэкой молча до комнаты, закрепленной дирекцией за новым учеником. Бэка напоследок пихает его кулаком в плечо и уходит, почувствовав, какой раздрай царит у Рина в душе.
Бросив сумку у порога, Ришар сходу падает на застеленную постель. Хочется закрыть глаза, провалиться в темноту, дать себе передышку. Вместо этого бесконечным риплеем играет наждачный голос Ривайена.
— …вернуть Тобиаса, говоришь? — Ривайен затачивает каждую фразу, отшлифовывает, превращает в занозу и вгоняет в мозг. — Может быть у тебя и есть шанс, но призрачный.
Форсайт поднимается со своего кресла, отходит к окну. Рина ослепляет белая рубашка с небрежно подвернутыми рукавами. Ривайен достает сигарету. На секунду Рину кажется, что это Тобиас стоит у окна. Затягивается. Вдруг изуродованный рот издает резкий квакающий звук. Иллюзия сходства, резанув по живому, исчезает без следа.
— Я тебе ничего не обещаю, но и не отговариваю. Надо, чтобы в твоей голове все встало на место. Надеюсь, у тебя на это хватит сил и времени. Первое задание для тебя: прекрати бояться своих воспоминаний. На этом все.
Все. Все сначала. Рин лежит в темноте, слушает, как шумит под ветром парк и думает: «Какой из Ривайена наставник?!» Кто ему вообще школу доверил?! Не бояться своих воспоминаний? Да память Рина сейчас ничем не отличается от клубка змей. Он не просто их боится, он от них в ужасе. Все, что бы он ни вспоминает, — пропитано ядом. Брат, дом, Тоби. И при чем тут воспоминания вообще?! Разве одного желания вернуть Тобиаса недостаточно? Он приехал учиться, а ему в первый же вечер промывают мозги. Он готов луну с неба достать, а с ним — как с ребенком. Или, что еще хуже, издеваются. Специально бередят там, где больно. Но если начинать учебу с завала первого же задания, то зачем было приезжать вообще? Глупо.
«Хорошо, — идет он на компромисс. — Сейчас быстренько повспоминаю, а завтра скажу, что задание выполнено и постараюсь быть убедительным». Сказано — сделано. Но вместо приятных картинок, память подсовывает Рину кадры с видеозаписей, которые он запретил себе вспоминать. Они мельтешат перед глазами снова, и снова, и снова, поднимают наверх грязь, смуту и нелюбовь. Мало тебе, Рин? К этому добавляются воспоминания о Клэр, с которой он даже не попрощался. Наваливается чувство вины. Воспоминания побеждают. Рин проводит ночь, разговаривая с фантомами в своем голове, а утром с тяжелым сердцем идет на первую лекцию.
Так начинается его жизнь в стенах школы на Нагорной — третья по счету, как он шутит в сети с Колином. Рин чувствует себя неприкаянным. Без метки, без навыков, без пары. Без Сэма, без Тобиаса, без Клэр. И это несмотря на то, что рядом Иннокентии, а Колин приезжает на выходные. Однако присутствия друзей хватает только на то, чтобы не отчаиваться.
Предметов много. Номинально — это те же дисциплины, что и в обычном лицее, но по существу, Рин сталкивается с чем-то таким, к чему не готов. На первом занятии по языкознанию он записывает за преподавателем:
«Курс рассчитан на модулирование заклинаний с максимальной четкостью и скоростью, — начинает с места в карьер невзрачная сухощавая женщина. — Заклинания — не обыкновенные лингвистические узлы, это средства подчинения реальности, — ее голос звучит подозрительно миролюбиво, воротничок льежского кружева лениво съезжает то в одну, то в другую сторону, и Рину все вместе это уже не нравится. — Заклинатель, даже самый талантливый, всего лишь несовершенный инструмент в руках Целителя. Он не способен сам заставить слово работать. Единственное на что он способен — это искать соотношения слов, предлагать Наследию новые и новые формулы. В этом состоит наше искусство».
«Так, — думает Рин, — Если эта швабра, когда-нибудь услышит от меня слова благодарности за этот ком знаний, то у нее явно случатся слуховые галлюцинации».
«Как чувство собственного достоинства превращает хама в человека, так Наследие в вашей ДНК, превращает наиболее удачные формулировки в заклинания.
Резонно спросить, когда формулировка удачная? Если бы на это вопрос был точный ответ, то искусство превратилось бы в конвейер. Нет универсальных формул. Все зависит от того, как работает ваш индивидуальный Тингар. Каждый заклинатель уникален, каждая созданная Наследием пара неповторима. Заклинание, которое работает у одних, может быть совершенно бесполезно у других.