Он разложил на потрескавшихся камнях многочисленные подушки, укрепил ширму, чтобы ветер не унес драгоценный свиток, сел напротив руны познания, на которой языки пламени жертвенного костра оканчивались странными широко распахнутыми глазами со зрачками в виде бирюзовых сфер, зажал богатое гусиное перо в лайковой перчатке на кроличьем меху, и его рука привычно побежала по бумаге выводя каллиграфическим почерком ровные строчки:
«Предок моего предка начал эту летопись, теперь очередь дошла и до меня, Свараджа, записывать увиденное и услышанное, рассказывать потомкам о воссоединении Силы и о том, какие есть у нас по этому поводу тревоги и сомнения. И путь мой рассказ дойдет до того, кто в нем нуждается, как рассказ моих предков дошел до меня. Так знание о Нитях Тингара не исчезнет, но изменится, как изменился мир и люди. Далеко мы теперь отстоим от того времени, что принято в новомодных университетах называть „зарей цивилизации“. Теперь не у каждого из нас есть Сила. У кого-то она проявляется, в ком-то она дремлет. Но у тех, в ком она проснулась обязательно появляется метка, будь он Целитель или Заклинатель.
Сейчас уже стало традицией, что Заклинателей и Целителей старейшины соединяют в пары. Но даже в самых удачных парах Наследие не достигает своего былого могущества. Словно стоит между людьми и нею препятствие, словно связь между Повелителем и Заклинателем не прямая линия от сердца к сердцу, а долгая лестница с большим количеством ступенек, на которых теряется что-то главное, что-то бесценное, словно связь между ними навязанная, а не истинная, словно есть между ними какие-то непонятные условия и ограничения, о которых наши мудрецы не имеют понятия. Новые пары творят из слов то, что теперь называют Заклинания, Целители являют нам удивительные манифестации преданности, излечивая своих Заклинателей от болезней, ран и порчи, что наводят на них злопыхатели, называющие себя магами и волшебниками, колдунами, чародеями и предсказателями.
Много у нашей семьи врагов в новом изменившемся мире, необходимо нам вернуть единство Тингара и получить контроль над временем и пространством. Думают наши старейшины, что прячет Сила разгадку о себе в ком-то из нас. Есть среди нас избранный, которому Сила доверила себя. Он станет ключом, он поможет нам вернуть Славу и Почет — через избранного станем мы править миром. И Целитель будет тем избранным. И Заклинатель укажет нам на него. И в этом есть наше новое великое знание. Так как после многочисленных наблюдений за юными Заклинателями и за тем, как исподволь меняется сотканная из нитей Тингара метка на их теле, заметили мы, что нити силы могут распуститься, как распускается цветок лотоса над зловонием болот праздности и лени, и в такие особые моменты Заклинатель может прозреть будущее и соединиться с эхом Тингара в точке единства времени.
Те, кто видел это, говорили мне вполголоса и с большой печалью, что нет пока практической пользы от такового наблюдения, потому что метка Силы распускает свой узор только в тот момент, когда тело Заклинателя находится на грани между жизнью и смертью. Только в этот момент Заклинатель отправляется в точку Времени, но ни один еще не вернулся назад из путешествия».
Сварадж уже собирался вложить черный костяной тубус в тайник центральной плиты, но почувствовал, как земля дрожит под ногами. Озадаченный и озабоченный, он рассудил, что оставлять драгоценность в храме неразумно, с предосторожностью положил футляр за полы еще новой горностаевой шубы и засеменил к ждавшим его проводникам. Когда они почти достигли подножья, огромная скала обрушилась вниз, увлекая за собой храмовую площадку, валуны и лавины снега. Сварадж кутался в меха, сгибался под ветром в три погибели, его душа надрывалась от горя и потери, но он знал, что остатки Тингара в его теле доведут его до того, кто примет эстафету знания.
***
Тобгял сидит в своей келье и смотрит на дергающееся на сквозняке пламя свечи. Печально. Туберкулез лечится хорошо, а вот усталость от жизни — нет. Слишком долго позволил он себе ждать. Тонкие губы растягивают в улыбке гладкие и подтянутые мышцы почти юного лица. Ему за сто семьдесят, но ни он сам, ни его тело не чувствуют возраста. Его всегда считали молодым. Тело безупречно, как верный служака на дальних рубежах. Но оно давно уже не радует и не удивляет. Наследие дало ему долгую жизнь и глубокую метку. Тобгял старался использовать подаренное с пользой. Все годы он потратил на то, чтобы найти. Таких как он или таких как Целители. В тайне надеялся, что ему предназначено объединить силу, повстречать своего истинного и завершить цикл. Но он не нашел, не объединил и не повстречал, хотя и исходил, и изъездил полсвета, принимал участие во всех революциях и во всех войнах, говорил на многих языках и понимал почти все. Здесь в монастыре «Розы Мира» его считают просветленным. Нет. Он просто слишком долго жил и устал разочаровываться. Но одно он получил от этой жизни точно. Право завершить цикл.
Тобгял с тысячью предосторожностей развертывает хрустящий пальмовый свиток, боясь, что тот раскрошится в его руках, как иссохшийся на морозе лист, прикладывает к нему ладонь с меткой. Метка переводной картинкой сбегает на бумагу, а та словно оживает под пальцами, дышит, ожидая продолжения.
Тобгял достает ‚Parker‘, свинчивает колпачок и начинает мечтательно выводить на жадно впитывающей его мысли бумаге:
«В нашем веке мало уже кто верит в Наследие Тингара, больше никто не может распознать в обычном человеке Целителя и Заклинателя. Но это все до поры до времени. Сила не пропала, она просто затаилась и спит в потомках посвященных, ждет своего часа, когда появится тот, кто должен появиться, кто должен увидеть и пробудить в избранных Наследие, кого полюбят вещи и кто сумеет цеплять их словами, тянуть на себя и менять ткань реальности. Поэтому я передаю знание. Возродится оно, а с ним возродится Слава нашего рода и неведомые мне потомки — сильнейшие из нас — будут править этим миром. Мир не изменился. Наследие по-прежнему может создавать узор из времени и слов, менять суть вещей и создавать особое пространство, в котором чувства превращаются в предметы и явления.
Тому, кто по воле Тингара получит после моей смерти знания моей семьи, завещаю я, Тобгял-верный-традиции и последний летописец избранного Отцом древнейшего рода Заклинателей, эту запись о том, что узнал от своих предков. И как лотос жизни вечно раскрывает свои лепестки по утрам и источает своей аромат среди топей и зловония болот, так и знание о Тингаре не умрет с моим исчезновением, а раскроет себя в руках нового избранного. Последний рассказ мой будет о легенде, которая передается в нашей семье из поколения в поколение.
Точно не могу сказать где и в какое время, но была однажды пара, — и было это точно, как точно все то, что записано — которая восстановила единство Наследия, перед которой открылось прошлое и будущее, которая видела миры, как мы видим свое отражение в зеркалах. Тингар посчитал эту пару равной себе. Что с ними стало — нам не известно, но легенда гласит, что Сила приняла их и увела далеко в точку времени, что превратила их в Ангелов, что с тех пор они могут приходить в наш мир через зеркала, находить двери в человеческие души и ходить во снах между теми, на ком есть метка, сотканная из светящихся нитей.
Древние говорили, что мир изменился, но они ошибались. Мир никогда не изменится. И все вернется туда, откуда и началось. И цветок лотоса распустит нити своего аромата над болотом человеческим».
Монах дописывает, складывает свиток в странный черный футляр изрезанный непонятными знаками, ложится на кровать, оставляет футляр рядом на видном месте и закрывает глаза.
Когда его спохватываются на утренней службе, настоятель сам идет проведать послушника и узнать о здоровье. На кровати он находит морщинистое безобразное тело глубокого старца и черные ножны.