Уже не впервые он вступал в зазеркальный мир, и хотя всякий раз это было по-разному, одно оставалось неизменным: он не мог сказать, сколько прошло времени. Время теряло здесь всякое значение, его здесь просто больше не было!
Но вот впереди возникла светящаяся точка и стала постепенно превращаться в наполненный светом прямоугольник.
И еще Юлиан отчетливо ощутил присутствие подстерегающей их опасности.
Алиса снова обернулась и бросила на него почти умоляющий взгляд. Юлиан понял ее немое послание и сжал губы, чтобы не издать ни звука. Однако в душе он обмирал от страха, шагая в бесконечную даль к светящемуся прямоугольнику.
Последние метры Алиса бежала бегом. Юлиан едва поспевал за ней, споткнулся обо что-то, чуть не упал и наконец вслепую вбежал в заполненный светом прямоугольник — и очутился в крошечной каморке.
Рядом с дверью громоздилась пирамида из коробок разной величины, а у стены стояло большое зеркало в хромированной оправе, какие бывают в магазинах и модных салонах. Алисы здесь не было.
Он громко окликнул ее. По зеркалу стали метаться серые и черные вуали, и вскоре из этого вихря возникла Алиса.
Юлиан испугался, увидев ее. Лицо ее было бледно, она казалась смертельно усталой и пошатывалась от слабости. Но девочка подняла руку и помахала ему, хотя это движение стоило ей последней капли сил.
— Алиса! Что с тобой? — воскликнул он и шагнул было к зеркалу, но Алиса отрицательно помотала головой.
— Не беспокойся обо мне! — крикнула она. — Со мной ничего не будет. Иди и возьми осколок, пока сюда не явился Майк!
Ее образ начал тускнеть. Юлиан все же подошел к зеркалу и протянул к ней руки, но было уже поздно. Пальцы его наткнулись на твердое стекло, девочка исчезла, а с ней и черные вуали. И зеркало стало обычным зеркалом, в котором он увидел собственное отражение.
Он шагнул к двери, открыл ее и выглянул во внутренний дворик торгового центра. Людей здесь собралось еще больше, чем было вечером. К посетителям и персоналу добавилось еще множество полицейских и пожарных. И конечно же толпа зевак, которые пришли просто поглазеть. Это скопление народа имело свои положительные стороны: Юлиан мог выйти из своего укрытия и незамеченным подняться наверх.
Когда он шел к эскалатору, двое пожарных оттаскивали в сторону мотоцикл, искореженный до неузнаваемости.
...Они и не могли выжить! По этой штуке будто паровой каток проехал! — говорил один из них.
— Но не нашли раненых. Ни одного. Может быть, сообщники успели их забрать?
— У всех на глазах? И чтобы никто этого не заметил?
Юлиан шел дальше. Эскалатор представлял собой некоторую опасность: на нем Юлиан становился виден со всех сторон. И очень могло быть, что кто-нибудь его узнает.
На всякий случай он снял куртку, скомкал ее и зажал под мышкой.
Наверху дела обстояли гораздо хуже, чем внизу. Здесь образовалась настоящая давка. Юлиан поднялся на цыпочки, чтобы заглянуть в бутик, но ничего не увидел и начал пробиваться сквозь толпу.
Обрывки разговоров доносились до него и здесь и были еще выразительнее.
— Не знаю, как и сказать вам, господин комиссар! Это были обезьяны. Громадные черные обезьяны с острыми ушами!
— Которые ездили на мотоциклах? Подумайте, что вы несете!
— Может быть, они дрессированные. Я сам вначале не поверил, но моя жена тоже видела. Спросите ее!
Юлиан с трудом подавил улыбку. Он мог себе представить, что напечатают завтра в утренних газетах. Но лучше уж это, чем правду, хотя так и так никто не поверит.
— Массовая истерия, если вы хотите знать, — сказал кто-то. — Один выкрикнул, а теперь две сотни ротозеев повторяют на все лады.
Юлиан пробрался к магазину. Крошечный магазинчик был полон народа. Разбитый мотоцикл уже убрали, но пожарные, полиция и служащие магазина были начеку, чтобы никто ничего не взял, а зеваки продолжали сновать туда и сюда, умножая всеобщую сутолоку. Юлиан увидел, как женщина лет сорока — судя по всему, среднего достатка — вытянула из осколков разбитой витрины шелковый шарф и сунула себе в сумочку.
И это навело его на одну мысль.
Он шагнул сквозь разбитую витрину, огляделся и выделил из толпы мужчину с небритыми щеками и с таким несчастным выражением лица, что это мог быть только владелец разгромленного бутика.
— Прошу прощения, это ваш магазин? — спросил Юлиан.
— Да. Иди, мальчик, мне не до тебя.
— Я понимаю. Но там... я видел, как эта женщина сунула себе в сумочку шарфик. Я думал, вам это будет интересно.
Расчеты его оправдались. Хотя стоимость шарфика по сравнению с остальным ущербом была смехотворно мала, хозяин с негодованием бросился к женщине, вырвал у нее из рук сумочку и извлек оттуда свою собственность. Тут же разгорелся ожесточенный спор, набиравший силу и привлекший к себе всеобщее внимание.
Юлиан только этого и ждал. Он пробежал до разбитого зеркала и с облегчением вздохнул: осколки еще не убрали. И он сразу обнаружил магический обломок, поднял его и сунул под рубашку. Но, уже убегая, он столкнулся с одним из журналистов, подстерегавших его недавно в отеле.
— Эй, малыш! — окликнул его репортер. — Что ты здесь делаешь в такое время, да еще... — Он запнулся, глаза его сузились. — Погоди-ка, погоди-ка. А ведь ты сын этого фокусника, верно?
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — соврал Юлиан. — Моему отцу принадлежит этот магазин.
— Интересно, — сказал репортер, и не успел Юлиан оглянуться, как его ослепила фотовспышка. Некоторые зеваки обернулись к нему, и тут случилось то, чего Юлиан боялся.
— Да это же он! Ну конечно, я узнал его! Тот самый мальчик, за которым гнались рокеры!
Воцарилась мертвая тишина, Юлиан медленно пятился назад, пока не наткнулся спиной на дверь, у которой уже однажды закончилось его бегство.
— А вы уверены? — спросил свидетеля полицейский.
— Абсолютно! На нем была голубая ветровка. Вон она у него под мышкой!
Мысли Юлиана беспорядочно заметались. Убегать на глазах множества людей не имело смысла. Но если его сейчас задержат здесь надолго, все пропало. Уже все пропало, потому что в этот момент толпа расступилась, и в проходе показался седоволосый мужчина в плаще с подпалинами.
То был старший из двух полицейских. Он хромал, а лицо и руки были усеяны царапинами. Но он снова принял свой человеческий облик и теперь не спеша приближался к Юлиану, а в глазах вспыхивали злые красные искры.
— Господин комиссар! — обратился к нему постовой полицейский. — Этот мальчик...
— Я в курсе, — перебил его сыщик. — Молодцы, хорошо сработали. Я обязательно упомяну вас в своем рапорте. А мальчика я возьму на себя. Продолжайте!
Он подошел к Юлиану и положил руку ему на плечо.
— Ну, друг мой? — Красный огонь в глубине глаз выдавал лживость его улыбки. — Ты вел себя по-настоящему храбро. Твой отец мог бы тобой гордиться. Но теперь все, конец.
Хватка его становилась все крепче.
— По-моему, у тебя есть кое-что, принадлежащее нам, —сказал он и протянул свободную руку. Улыбка его перешла в гримасу.
Глубокое отчаяние охватило Юлиана. Все его надежды рухнули.
— Давай сюда! — потребовал полицейский-тролль.
Юлиан подчинился. С тихим вздохом он достал осколок из-под рубашки. Красные глаза тролля жадно вспыхнули. Рука задрожала, и он едва удержался, чтобы не вырвать осколок у Юлиана из рук. Это промедление и подтолкнуло Юлиана на отчаянный шаг.
Он замахнулся осколком, как ножом, и полоснул полицейского по руке.
Комиссар вскрикнул. Один из полицейских бросился к Юлиану — и тут же в ужасе отпрянул.
С комиссаром происходили какие-то жуткие превращения. Рана на его руке перестала кровить и срослась почти с такой же быстротой, как и возникла. Рука начала дрожать и на какое-то время превратилась в ком горячего воска, который начал плавиться и формироваться заново. Только теперь из него образовалась не человеческая рука, а трехпалая когтистая лапа, покрытая черной шерстью.