— А где мне найти... этих...
— Уродцев? — спросил тот с отвратительной улыбочкой. — Их нет. За исключением мальчика с крокодильей мордой, которого ты видишь перед собой. Многие уже уехали. Один нашел другую работу. А где остальные... — Он пожал плечами.
— А старик? Черепахо-человек?
— Он умер. Поэтому мы и сворачиваемся. Он был хозяином нашего шоу.
— Этот старик?
— Да. Мы сами были ошарашены, когда вдруг появился адвокат и сообщил нам, кто все это время был нашим кормильцем.
— А сам он никогда этого не говорил?
— Он вообще никогда не говорил, мальчик. Он не мог говорить. Я сам тут уже десять лет и за все это время не слышал от него ни одного слова. Иногда он сидел тут подряд два дня и две ночи и не шевелился, можно было подумать, что он мертв. Мы считали его сумасшедшим, которого здесь держат из милости. А то, что ему принадлежала вся эта лавочка... — Он помотал головой. — Все это время мы имели дело только с адвокатом. Мы думали, все принадлежит какому-нибудь банку или кому-то еще, кто только вложил в это предприятие деньги.
— Но что же с ним случилось? — спросил Юлиан. Он не хотел поверить, что опоздал. Ведь старик провел в этой палатке почти сто лет! И не дождался каких-нибудь нескольких дней до прихода Юлиана!
— Несколько дней назад его нашли на стуле мертвым. Он был очень стар, как мне кажется.
— Да, очень, — пробормотал Юлиан. — Даже старше, чем вы думаете.
Его собеседник удивленно посмотрел на него:
— Ты его знал?
— Не впрямую, — уклончиво ответил Юлиан. — Я только хотел... кое о чем спросить его. Это было очень важно.
— Тогда тебе придется попытать счастья на кладбище. И кроме того, как я уже упоминал, он совсем не мог говорить. Так что не думаю, чтобы он мог ответить хоть на какой-нибудь вопрос. А теперь тебе действительно лучше уйти. Тут сейчас все несколько раздражены. Старик завещал нам это заведение. Если его продать, можно получить круглую сумму. Но пока что никто не знает, с чего начать.
— Куда его дели? — спросил Юлиан, помедлив.
— Куда же еще? На кладбище. У него не было родных.
— А его вещи?
— У него не было вещей.
— Так не бывает. У каждого человека есть хотя бы какие-то мелочи.
— У него не было. Только то, что на нем, то есть лохмотья. Спал он прямо здесь. В теплые ночи иногда под открытым небом. Он был со странностями. — Мужчина посмотрел на Юлиана задумчиво и в то же время подозрительно: — А скажи-ка, почему тебя все это так интересует, если, как ты говоришь, ты даже не знал его лично?
— Я... видел его однажды, — запнувшись, ответил Юлиан. — Мне стало его жалко, и вот, оказавшись поблизости, я решил навестить его.
— Да, — мужчина иронично засмеялся, — причина убедительная. Ну ладно, меня это не касается. Может быть, адвокат окажется тебе чем-то полезен. Он собирался прийти во второй половине дня. Ты можешь его подождать.
Юлиан кивком поблагодарил его и вышел из балагана. Легкая морось тем временем превратилась в дождь, и он вымок за несколько секунд. Видимо, вся эта история притягивала к себе дождь, равно как и троллей, и магические зеркала.
Юлиан силился вообразить себе, как можно просидеть сто лет на одном стуле, не произнеся ни слова, не двигаясь, ничего не делая. Старик прожил дольше любого человека на земле, и каждый день этой жизни, вероятно, был для него адом, нескончаемой пыткой без малейшей надежды на освобождение.
И самое ужасное в этой картине было то, что виноват во всем был Юлиан — и его отец.
Вот это он и собирался сказать старику. Он пришел, чтобы попросить у него прощения.
Но, может быть, это вовсе не случайность, что старик умер именно сейчас? Какое право имел он, Юлиан, на отпущение грехов?
Он услышал; как позади него откинулся полог палатки, и молодой человек окликнул его:
— Эй! Я вдруг вспомнил: у него все же было кое-что из вещей. Кукла. Такая, знаешь, потрепанная старая игрушка.
— Как-как вы сказали? — ошеломленно спросил Юлиан. — Кукла?
— Да. Не детская кукла, а... что-то вроде мишки. Я всегда удивлялся, зачем она ему. Но ведь он был несколько не в себе.
— Черная? — спросил Юлиан, чтобы убедиться. — С острыми ушами?
— Кажется, да, — удивленно ответил мужчина. — А откуда ты знаешь?
Юлиан больше не слушал его. Он развернулся и быстро побежал прочь.
Ему пришлось целый час мерзнуть на вокзале в ожидании поезда. Этот час был одним из тех, которые вообще не кончаются, и напомнил Юлиану, что он теперь не в том мире, где нет ни усталости, ни голода: у него начался жар — расплата за его прогулку под дождем.
В поезде Юлиан прошел прямиком в вагон-ресторан и заказал горячего чаю. После третьей чашки зубы перестали стучать, а боль в горле утихла. Наконец поезд тронулся. Юлиан заказал себе четвертую и кусок торта, чтобы успокоить желудок.
Кто-то подошел к его столику. Юлиан краем глаза увидел, как на стол поставили кофейник и чашку, и почувствовал досаду. Вагон-ресторан почти пустовал, а ему сейчас не хотелось никакого общества. Он поднял голову, чтобы взглянуть на непрошеного гостя.
— Ты позволишь? —с улыбкой спросил Кожаный. — Конечно, есть свободные столики, но я считаю, что в компании ехать веселее.
Юлиан не мог произнести ни слова.
— Не ожидал, да? — Кожаный с ухмылкой стал размешивать свой кофе. — Понимаешь, я просто проходил мимо и вдруг вижу — старый знакомый, дай, думаю, подойду поздороваюсь.
— Что тебе надо? — хрипло спросил Юлиан. К нему все еще не вернулась способность ясно мыслить.
Улыбка в глазах Кожаного погасла.
— Не так, малыш, — сказал он. — Это я должен тебя спрашивать: что тебе здесь надо?
— То есть? — растерялся Юлиан. — Я только...
— ...навещал старого друга? — Глаза Кожаного сузились. Он засмеялся. — Я был прав. Рогеру не следовало тебя отпускать.
— Почему ты никак не оставишь меня в покое?
— Почему ты наконец не оставишь меня в покое? — вопросом на вопрос ответил Кожаный. — Только не рассказывай мне, что ты просто от скуки проехал полстраны, только чтобы навестить этого калеку. Кто он такой? Вернее, — по лицу его скользнула злая улыбка, — кто он был такой?
— Кто бы он ни был, теперь роли не играет, — уклонился Юлиан от ответа. — Раз уж ты в курсе всех моих передвижений, ты должен знать, что он умер раньше, чем я успел с ним поговорить.
— Ах, какая незадача, а? — язвительно сказал Кожаный. — Но меня это не успокаивает. Иногда и мертвые бывают опасны. Я не доверяю тебе, малыш. Ты такой же, как Рогер и Алиса. Так и будешь всю жизнь рыскать и вынюхивать, пока чего-нибудь не разыщешь, так?
— А если и так? — заносчиво ответил Юлиан. — Ведь я больше ничего не могу вам сделать. Ведь осколок зеркала не у меня, он у вас.
— И слава Богу. Но меня мучает мысль, что мы все что-то проглядели: Рогер, Алиса, я, мы все — только не ты.
Юлиан приложил все старания, чтобы не выдать свою панику. Или Кожаный попал пальцем в небо, или он действительно о чем-то догадывается?
— Ага, — ухмыльнулся Кожаный. — Значит, я не ошибся. Ты не просто так копаешься в этом. Говори, что у него было?
— Я не знаю, — сказал Юлиан. Он всеми силами старался разыграть сокрушение. — Я думал, что есть еще какая-то возможность, ты правильно догадался.
— И ты ее не нашел?
— Иначе бы ты не сидел здесь и не задавал мне глупых вопросов. Он умер, я приехал слишком поздно!
— Слишком поздно для чего? — быстро спросил Кожаный. Так быстро, что Юлиан чуть было не ответил. Только в самый последний момент успел прикусить язык и враждебно уставился на своего противника.
— Слушай, отстань от меня, наконец. Теперь все позади. Я не могу вам причинить никакого вреда, как бы я этого ни хотел!
— А я не могу тебе поверить, как бы я этого ни хотел, — ответил Кожаный. Но тем не менее встал и отступил от стола на шаг. — Знаешь, по сути, я ничего против тебя не имею, малыш. Но я не хочу подвергать себя риску. Слишком многое ставится на кон. Возвращайся со мной назад.