— Я тебе не верю, — спокойно сказал Кожаный. — Ты слишком опасен, малыш. Ведь ты бы не выпустил ядовитую змею свободно разгуливать по твоей квартире, а?
— Но что бы я мог вам сделать? — спросил Юлиан.
Кожаный пожал плечами:
— Думаю, что ничего. По крайней мере, сейчас. Но ты сын своего отца. Кто может поручиться, что ты не унаследовал его талант и в один прекрасный день не учинишь еще какую-нибудь чертовщинку средних размеров?
— Но мой отец был всего лишь...
— Твой отец, — резко перебил его Кожаный, — был всего лишь мелкий жулик и карманный вор. Но то было давно. После этого он целую жизнь провел вблизи зеркального осколка, и что-то из волшебной силы этого осколка наверняка передалось ему. А такие вещи передаются по наследству, малыш. Ты, может быть, еще не знаешь этого, но ты не что иное, как бомба замедленного действия на двух ногах. И у меня нет никакого желания ждать, когда ты взорвешься и все разорвешь на куски! А теперь иди, пока я тебя не подтолкнул! — При этих словах он поднял руку, и Юлиан увидел, что она превратилась в трехпалую когтистую лапу.
Он, дрожа, направился к входу в лабиринт. Как и в прошлый раз, когда он шел за Рогером на другую сторону действительности, ему казалось, что его ведут неслышные голоса. Он находил дорогу с уверенностью лунатика, ни на что не натыкаясь и не сбиваясь с пути. И, как тогда, он почувствовал, что должно произойти что-то страшное, как только он дойдет до середины лабиринта и глянет в черное зеркало. Но на сей раз Алиса не придет, чтобы спасти его. Никто не придет.
Зеркала окружали его со всех сторон. Они не были пустыми. В них двигались тени, какие-то размытые очертания, возникающие из тумана и снова исчезающие при малейшей попытке приглядеться к ним.
Но они становились все отчетливее по мере приближения к центру лабиринта. Теперь он мог различить даже фигуры — и, наконец, лицо.
Он в недоумении остановился. То был полицейский, который у него на глазах превратился в тролля, точнее, это было его зеркальное отражение, в оцепенении застывшее перед Юлианом. Ибо в том и состояла тайна Кожаного: похищая зеркальное отражение человека, он делал его своим рабом, потому что от него оставалась лишь темная сторона его существа, тот бес, который присутствует в каждом человеке.
На лице полицейского застыло выражение такого ужаса, что Юлиан даже застонал. Никогда в жизни он не видел в глазах человека такого страха, такой мольбы. И эта же судьба была уготована Кожаным и ему?
Нет! Лучше умереть, чем так кончить!
С дикой решимостью лучше погибнуть в битве, которую ему никогда не выиграть, чем разделить участь несчастных жертв троллей, Юлиан бросился назад.
Выхода он не нашел.
Больше получаса он блуждал по стеклянному лабиринту, пока не понял одну истину: у лабиринта нет выхода. Путь ведет только в одном направлении. Он может скитаться тут еще хоть пятьсот лет и не приблизится к выходу. А дорога в другую сторону приведет его к центру, к черному зеркалу, которое обратит его в чудовище. У него был выбор: или вечно блуждать по лабиринту, или стать этой штукой.
При этом спасение было так близко —только руку протянуть. Он был просто окружен выходами. Если бы он обладал хотя бы частью могущества Алисы и Рогера, он мог бы шагнуть в любое из зеркал и выйти из него в другом месте..
Но, может быть, он и обладает этим могуществом?
Что сказал Кожаный? Такие вещи передаются по наследству, малыш.
Если это так, если он действительно унаследовал магическую силу своего отца, то, возможно, он может пройти сквозь зеркало и все-таки выбраться отсюда!
Но он медлил сделать эту попытку. Ведь Кожаный говорил еще кое-что: кто тебе сказал, что у зеркал только две стороны? Третью сторону он уже знал — именно на ней он сейчас находился! — но кто сказал, что не окажется еще четвертой, пятой стороны и так далее? А опасности, которые подстерегают между зеркалами, были ему уже достаточно хорошо знакомы.
Но выбирать было не из чего. Хуже все равно не будет.
Юлиан поднял руку и прикоснулся к зеркалу. И хотя на сей раз при нем не было ни тряпичного тролля, ни магического осколка, пальцы его погрузились в мерцающую поверхность без всякого сопротивления, и он снова ощутил бестелесное морозное покалывание. Он вспомнил об участи зубной щетки Франка и о грозном Нечто, которое он видел на фотографии, и быстро отдернул руку назад. Нет, он не отважится ступить в мир Повелителей Сумерек.
Но, может быть, можно сделать что-нибудь еще?
Мысль казалась безумной — но из чего ему было выбирать? Он сжал кулак и изо всей силы ударил. Но в этом ударе присутствовала не только сила, но и неукротимая воля. Он вкладывал в удар все свое желание, заранее воображая, как по стеклу пойдут трещины и как оно посыплется на пол дождем сверкающих осколков.
Стекло лопнуло беззвучным взрывом, причем за долю секунды до того, как кулак коснулся его. Удар Юлиана пришелся уже в пустоту, продлился до следующего зеркала и разбил и его, уже помимо воли. Он упал на пол и долго лежал на груде осколков. Потом поднялся и стряхнул с себя стекла. Теперь его положение уже не казалось ему таким безвыходным. В худшем случае он проложит себе путь силой, даже если ему придется для этого разбить все стекла до единого в лабиринте. Но он не знал, что станется при этом с теми отражениями, которые хранили в себе зеркала, вернее, с теми, чьи отражения были пойманы в эти зеркала. Он не забыл, что сказала ему Алиса в тот вечер о могуществе магии.
Поэтому он ждал, что произойдет. Ждать пришлось недолго. Он услышал стук открывающейся двери и злобно шипящие голоса троллей. По лабиринту разнесся топот ног, и через мгновение перед ним стоял Кожаный в сопровождении трех троллей.
Глаза рыжеволосого парня расширились от ужаса, когда он увидел разбитые зеркала.
— Нет! — простонал он. — Что ты наделал?
— Я нечаянно, — с улыбкой сказал Юлиан, хотя в душе обмирал от страха. — Но ведь осколки приносят счастье.
— Да ты хоть представляешь, что ты наделал?
— Не совсем, — признался Юлиан. — Но ты мне, наверное, сейчас объяснишь?
— Я был прав, — прошептал Кожаный. — Ты унаследовал его магическую силу. Эти зеркала небьющиеся!
— Я бы не сказал, что они небьющиеся, — радостно ответил Юлиан. — А что касается твоего предположения — да, ты прав.
Глаза Кожаного окрасились в огненный цвет, и через несколько секунд его лицо превратилось в морду тролля.
Взять его!
К нему бросился тролль. Его мохнатое тело отражалось в стекле позади него, и именно на этом зеркале Юлиан сосредоточился. Он выплеснул в направлении зеркала всю свою ярость, весь гнев и волю к разрушению и молился, чтобы все это не оказалось обманом.
Зеркало разбилось, а вместе с ним и тролль, отражавшийся в нем.
Юлиан рывком закрыл лицо руками, когда это существо разлетелось на тысячи мелких кусочков, которые со звоном падали на пол. Ни плоти, ни крови, одно только острое стекло. Юлиан, собственно говоря, и надеялся, что произойдет нечто в этом роде. Но все-таки происшедшее ужаснуло его.
Кожаный тоже был в ужасе. Лицо его дрожало, и впервые Юлиану пришло в голову, что, может быть, смерть одного из своих означает для этих тварей то же самое, что для людей гибель друга.
— Я думаю, нам надо понемногу переходить к переговорам, — сказал Юлиан.
К Кожаному в это время подтягивались тролли, и их набралось до дюжины.
— Чего ты хочешь? — спросил Кожаный. — Образумься. Ведь всех нас тебе не уничтожить!
— А это и не потребуется, — сказал Юлиан.
Он не произнес больше ни слова, но Кожаный обернулся и глянул в то зеркало, на которое в это время был устремлен взгляд Юлиана. Зеркало отражало его самого.
— Я не стал бы на твоем месте делать какие-нибудь глупости, — серьезно сказал Юлиан. — Или бежать. Здесь достаточно много зеркал. Я уверен, что успею достать хотя бы одно из них, даже если твои тролли ринутся на меня все сразу. Но ты, конечно, можешь рискнуть.