– Харе орать, Биток.
Сергей распахивает глаза. Пытается втянуть раскаленный воздух – и корчится от боли. Розовая пена пузырится на губах.
Над головой – не синее курильское небо и не зеленая тихоокеанская волна.
Над головой – потолок кабульского госпиталя. В желтых потеках и трещинах, напоминающих бронхи на медицинском плакате.
– Осколок! Осколок мой где? – хрипит Битков.
– Во, видали? Хирурга спрашивай. Там из тебя всякого повынимали – и пуль, и осколков.
– Нет, – кашляет Серега. Сплевывает в полотенце, добавляя бурых пятен, – стеклянный такой. Синий.
– Тьфу, вот чокнутый, а? Его когда в вертолет тащили – тоже все свою стекляшку искал. Кто маму зовет, а Битков – кусок бутылки.
– Где?!
– В манде. В тумбочке твоей, придурок.
Рыча, садится на койке. Ощупывает перебинтованную грудь. Скрипит верхним ящиком тумбочки.
Тощая пачка писем. Картонная коробочка с орденом Красной Звезды. Мыльница. Бурый огрызок яблока. Вот!
Берет осколок синевы. Прижимает к повязке, осторожно ложится на спину.
Улыбается растрескавшимися губами.
– Ну, все! Кабздец тебе, барыга.
Кожаных – четверо. Мелькают набитые кулаки, белые полоски «адидасов».
Мужик держится секунд десять, потом бритые его заваливают, начинают пинать лежащего – с хеканьем, выдающим удовольствие от процесса.
– А ну, стоять!
Битков ставит на скамейку ободранный чемодан с металлическими наугольниками, бросается в драку.
Первый даже не успевает развернуться – хрюкнув, падает мордой в асфальт. Второй успевает – и совершенно зря. Прямой левой приходится точно в челюсть.
Третий издает мяукающие звуки, начинает махать ногами. Балерун, тля. Кто же ноги выше пояса задирает в реальном-то бою?
Битков ловит каратиста под колено, бьет лбом в харю. Добавляет уже по упавшему.
Последний шипит что-то матерное, выбрасывает тонкий луч ножа. Вот это – зря. За такое не прощают.
Серега выбивает нож. Руку ломает вполне осознанно и намеренно.
Помогает мужику подняться.
«Барыга» смотрит на свой пиджак в кровавых пятнах. Качает головой:
– Надо же, суки. Двести баксов платил за шкурку-то.
Подходит к каратисту, пинает узким туфлем. Нагибается и орет:
– Вы, бычары, всем кагалом не стоите, сколько пиджак! Так своему старшему и передай: должен теперь.
Поворачивается. Протягивает Биткову бумажный прямоугольник:
– Будем знакомы. Павел Петрович.
Удивленный Серега крутит картонку, чешет лоб:
– А это чего это?
– Визитная карточка, – хмыкает Павел Петрович, – ты откуда такой взялся? Вписываешься ни с того ни с сего, визитки пугаешься.
– Я-то местный. Просто четыре года за речкой. Сверхсрочную еще.
– А! Афганец, значит? Это хорошо. Пошли. С меня поляна за спасение.
– Да как-то…
– Пошли-пошли. За все платить надо. А про Пашу- Металлурга любой скажет – я долги отдаю.
Четыре огромные трубы, будто наклоненные назад встречным ветром, нещадно дымят, пачкая ослепительную лазурь. Нож форштевня режет бирюзу, как грубый плуг – английский газон.
По верхней палубе прогуливаются пассажиры первого класса: сияют цилиндры, топорщатся нафабренные усы. Дамы сверкают драгоценностями: один гарнитур стоит столько же, сколько новейший миноносец.
Смех, словно звон серебряных колокольчиков. Улыбка – нить жемчуга в перламутровом обрамлении.
– Вы так милы, Серж. А китель великолепно облегает вашу фигуру. Ах, моряки – моя слабость.
В полутьме – шуршание сползающего шелка. Алебастр кожи. Неземной аромат.
– Это – Флер д' Амур, запах любви. Идите ко мне, мон капитэн.
– Кхм. Пока – только вахтенный начальник.
– Ах, смешной! Разве это важно? Вы же приведете бригантину нашей любви в лагуну истинной страсти, не так ли?
Звон пружин.
Жар скользящих тел, влага и дурман.
Скрип пружин.
Скрежет измученных пружин.
Вздох.
Стон.
Стон и скрежет рвущегося железа.
Бешеный стук вестового в дверь каюты:
– Всех офицеров – на мостик! Катастрофа, мы столкнулись с айсбергом.
Крики наполняют тесные пространства палуб.
– Ах, вы же не бросите меня, Серж?!
Прижимается горячим телом, умоляя.
Битков открыл глаза.
Кто-то уткнулся в плечо, прижался горячим телом.
Серега скосил взгляд, увидел пышную пергидрольную волну. Отодвинулся осторожно. Потрогал:
– Эй, девушка! Вы кто? Гражданка…
Блондинка проснулась. Хихикнула:
– Ты че, ты ж не мент вроде. Какая я тебе гражданка?
Перекатилась на спину, потянулась – даже не пытаясь прикрыть роскошные формы.