Помнится, в колледже я сцепился с Черным Биллом. Вот была битва «Монитора» с «Мерримаком»! Он рассек мне бровь своим кулачищем, кровь заливала левый глаз. Но я держался до последнего.
Сейчас на месте колледжа – застывшее озеро расплавленной стекловидной дряни. Пехотинец Черный Билл сгинул в Европе. Говорят, прежде, чем истечь кровью, он успел подорвать «Армату».
Черт, кулаки сжимаются от злости, и я захлебываюсь яростью. Как это забыть? Как забыть пылающее побережье от Бостона до Вашингтона?
Обгоревшую женщину, прикрывшую своим телом годовалую девочку.
Я убью этого русского. Подкараулю и пробью башку титановым костылем для крепления основания лифта.
Скажу, что метеорит.
Иван Кузнецов, инженер бортовых систем
Довели подколодную змею – швырнулась колодой.
Неплохо я поставил на место этого американского гопника. Гопник и есть, только вместо кепки – ковбойская шляпа, вместо «семачек» – попкорн, и к кроссовкам привинчены титановые шпоры. В таком виде и заявился в Центр подготовки, тогда мы схлестнулись в первый раз. Наглый тип, заполняющий собой все пространство. Воплощение Штатов в чистом виде. Только он про все знает, как правильно.
Жаль, не додавили их. Просто кое-кто испугался. Когда девяносто процентов ракет взрывается в шахтах или летит черти куда, только не в цель, это выбивает из седла. Их тоже кое-что выбило из седла – например, массовый отказ систем наведения.
Я не сторонник теории заговора, но что-то тут нечисто.
Но сейчас не время разбираться. Время сыпется сквозь пальцы человечества, как труха сгнившего райского дерева.
Ядерная зима все равно пришла, хоть и в ослабленном варианте. Половина оставшихся в живых сидит под землей, где уже кончились запасы продовольствия, и люди едят трупы. Другая половина живет на территориях, меньше пострадавших от радиации – и что? Там, на бывших кукурузных полях, в вымерших от холода джунглях идет война всех против всех. Там нет даже того минимума, что есть в подземных городах Северной Америки и Евразии.
Нужна энергия. Энергия – это пресная вода, это очистка почвы и воздуха. Это осаждение миллиардов тонн пыли и пепла, закрывших солнце. Это тепло, свет, еда, одежда, лекарства.
Энергия – это жизнь.
И ее надо в десятки, в сотни раз больше, чем использовала цивилизация до войны. Тут обычными атомными станциями и нефтяными топками не справиться.
Только гравитонные генераторы. Возможно, Господь специально подгадал окончание теоретических работ по превращению гравитации в энергию к этому моменту. Наутро после Армагеддона.
Море, океан, вселенная дешевой, общедоступной, универсальной энергии. Простейшее устройство генератора, абсолютная экологическая чистота.
Не хватает только одного – сибирия. Он, конечно, есть. Например, в конвекционной зоне Солнца. Или на границе земной мантии и ее жидкого ядра. Его можно синтезировать в ядерных реакторах – считанными атомами. А для гравитонных сеток нужны граммы, в масштабах все планеты – тонны.
В достижимом пространстве сибирий обнаружен только на большом астероиде Эмета. Поэтому полуживое человечество отдало последние силы, умы и средства для проекта «Феникс».
Поэтому я здесь, в тесной капсуле катера. Напротив меня возится с ремнями этот америкос, зыркает злобно сквозь блистер шлема. Я это хорошо вижу правым глазом, левый все еще заплывший.
Человечество получило шанс. На этот раз – точно последний. Шанс научиться жить вместе.
Я-то не против жить вместе. С итальянскими кастратами, с непальскими монахами, с собакообразными павианами – да хоть с сине-зелеными водорослями! Только не с этими звездно-полосатыми тварями.
Никогда не забуду девчонку на перекрестке убитого города. Счетчик радиации захлебнулся цифрами и сдох. Я втащил ее в эвакуатор.
У машины – триста миллиметров брони, противорадиационный подбой, антинейтронный надбой, полная герметизация, я – в скафандре высшей защиты. И то жгло кожу, а во рту копилась кислая слюна.
А она – в одной ночнушке, босая. Вокруг были жирный чад, щебень и стекло – или битое, или расплавленное. Пыль лежала полуметровым слоем, и каждая пылинка дышала смертью. Асфальт стал жидким, сгоревшее небо – твердым, как крышка склепа. Так и выглядит ад.
А она стояла, с чистым лицом, с белой кожей, белыми глазами. Белая кровь в бесцветных сосудах.
Я втащил ее через люк – невесомую, полуголую.
Уже мертвую.
Ее белые волосы были на крышке люка, и на сидениях, и на противорадиационном подбое. Даже через много дней, когда танк прыгал на очередном поваленном столбе, сотрясая свои бронированные кишки, вдруг откуда-то появлялся тонкий волос и плыл среди вони солярки и густого мата, плыл…