– Вас что, Желтяков, блохи кусают? – удивился учитель. Он тоже не слышал, как говорила кукла вуду. – Почесаться всласть и попрыгать сможете на перемене. А сейчас расскажите нам, как вам видится решение данной простой задачи.
– Портной за час пошивает одну пятнадцатую часть костюма, правильно? – сказал пупс громко, но слышно только для одного Коли. – Значит за три часа, пока он работал один…
Коля так удивился, что у него даже паника прошла.
– За первые три часа портной успел пошить три пятнадцатых, или одну пятую заказа, – сказал он и написал на доске дробь. Вист поднял голову от журнала и смотрел с чуть удивленным интересом. – То есть осталось четыре пятых… Так… Значит…
– Производительность, – подсказал пупс. Он, кажется, был доволен Колей.
– Производительность, – сказал Коля, думая напряженно. – Если они вместе работают, то делают две пятнадцатых в час. То есть если мы разделим четыре пятых… на две пятнадцатых…
Мел стучал по доске. Портные кивали, склонившись над расчерченным меловыми линиями раскроем, иголки в их проворных руках так и сновали. Сенечка улыбнулся Коле со второй парты и показал большой палец. Вист смотрел на Колю со странным удовлетворением, словно вызвал его не для того, чтобы унизить, а и вправду хотел, чтобы он решил задачу.
– Девять! – сказал Коля победно. – Девять часов!
– Садитесь, Желтяков, – сказал Вист. Помолчал и добавил, словно нехотя. – Хорошо.
Весь остаток дня Коля пытался уединиться, чтобы хорошенько поговорить со пупсом Висечкой. Но никак не удавалось, а кукла молчала в его кармане, будто и не волшебная была.
Уже на выходе со двора, после уроков, Коля увидел группу шестиклассников – четверо, крупные все бугаи. Двое из них были сыновьями рабочих с Путиловского, остальных Коля не знал. Что-то будто толкнуло его, он подошел поближе и увидел, что перед мальчишками стоит Сенечка Генинг, надувшись, как котенок перед барбосами. Плечи подняты, грудь вперед, руки в кулаки сжаты.
– Ну что, гномик, озолотишь нас? – сказал один, по виду – зачинщик безобразия. – Мы тебя поймали.
– Он не гном, он лепрекон, – усмехнулся второй. – Но денежки мы с него стрясем, как ни называй.
Сеня поднял сжатые кулаки к груди.
– Оставьте меня в покое, – сказал он отчаянно. – Денег я вам не дам.
Коля вздохнул тяжело, поставил ранец у стены, фуражку снял, чтобы сильнее не поломалась. Пупса тиснул в кармане.
– Выручай, Висечка, – прошептал. Тут сзади – не было печали – Мишка Некрасов подошел. Коля только на него огрызнуться собрался, а он тоже ранец к стене поставил и рядом встал.
– А скажут – скажут! – что нас было трое, – усмехнулся он и поправил воображаемую шпагу.
– Ага, защитники? – протянул главный хулиган, когда пятиклассники встали против них плечо к плечу. – Вы считать умеете? Нас четверо, а вас – двое и гном.
Сенечка взвизгнул, прыгнул на него и вцепился в нос, засунув пальцы прямо в широкие ноздри.
– В покое меня оставьте! – крикнул он и дернул пальцы на себя. Хулиган заорал.
Коля только приготовился броситься на ближнего к нему врага, на голову выше, как из-за угла выбежал сторож гимназии Сильвестр, как две капли воды походивший на бюст Гомера в кабинете литературы, но распространявший обычно совсем не эллинские ароматы селедки, лука и перегара.
– А ну ишь! – рявкнул он. – Вздумали тут! Ну-ка вон! А то я вам!
Разбежались быстро, кто куда.
Домой мальчишки шли втроем, пока по пути было. Генинг все молчал, носом шмыгал, руки тер о шинель.
– Здорово ты его, – осторожно сказал Коля.
– И вправду три мушкетера, – рассмеялся Мишка. – Молодец, Сеня. Будешь у нас… ну, Портос.
– Мне Атос больше нравится, – вздохнул Сеня.
– Нет, Атос чур – я! – Мишка ударил себя в грудь.
С тех пор они все время вместе домой ходили.
И с математикой у Коли стало хорошо налаживаться – и Сенечка помогал, и пупс вуду.
– Что за имя – Висечка? – спросил как-то пупс. – Почему меня так зовешь?
– Ну, Виссарион же, – ответил Сеня. А когда пупс долго молчал, спросил, – А что, имя тебе не нравится?
– Имя… наверное, как имя, – сказал пупс. – Но уж очень от него отчество производится… памятное.
Пупс вообще много всего непонятного говорил. И произносил слова странно, вроде и чисто по-русски, а не так, гласные глотал, где не надо, согласными то пришепетывал, то щелкал. А голос у него был глубокий, спокойный, немного усталый только.
Говорил он не все время, а только когда Коля его в руках держал и сильно сжимал, чувствуя сквозь слои ваты жесткие грани своей волшебной пирамидки. Слышал пупс очень хорошо, даже шепот, а отвечал громко, но только для самого Коли. Когда он Мишку попросил ухо к пупсу приложить, тот вроде бы что-то услышал, но не слова, а треск непонятный.