Коля пупсу много всего рассказывал – про папу с мамой, про гимназию, про Дашку, про бабушку, про книжки. Пупс был очень умный и понимающий, никогда над Колей не смеялся, а всегда отвечал хорошее и умное.
– Нельзя детей бить, – например, говорил он Коле, когда тот ворчал, потирая седалище после отцовской порки. За драку, эх, те шестиклассники подстерегли их- таки в конце апреля, фуражку окончательно скособочили и тужурку порвали. – Вообще нельзя бить того, кто тебе ответить не может. Хотя это, конечно, доставляет удовольствие на каком-то низком уровне, но его стоит в себе давить, и чем раньше в жизни, тем лучше.
Когда у Коли был грипп, и он лежал в постели, чуть не плача от слабости и одиночества, потому что маме доктор строго-настрого наказал к нему не заходить – беременным опасно – пупс рассказывал ему сказки, истории интересные, стихи читал. Жалко только, что все их выжгло из памяти страшным болезненным жаром, через неделю Коля ничего вспомнить не смог, только что-то про огненную гору, кольцо и черного властелина, а еще строчка в голове засела про «свеча горела на столе, свеча горела».
Задач пупс за него не решал, но подсказывал, как именно думать, чтобы понятно стало, и слова и числа разложились в голове на формулы и дроби. А разобравшись, Коля внезапно так математику полюбил, что до конца мая весь задачник прошел, вечерами сам для себя задачи решал, как семечки их щелкал.
Было у него чувство, будто он всю жизнь сиднем сидел, а теперь вдруг бегать научился – и его ум мчался с холма, радостно разбивая ветер, и трава ложилась под ноги, и дроби не громоздились больше унылыми закорючками, а описывали мир не хуже слов.
Вист качал головой и с каждой неделей все меньше к Коле придирался, к доске вызывал уважительно, а не как щенка, чтобы тыкать носом в лужу в прихожей.
Экзамен Коля сдал на «блестяще».
– Желтяков, – Виссарион Иванович его позвал в коридоре, когда Коля, в купленном наконец родителями парадном мундире из синего сукна, с серебряными галунами по воротнику, уже спешил на улицу, в июньскую петербургскую морось, в каникулы и свободу на целых два месяца.
Коля остановился, подошел к учителю. Тот смотрел исподлобья, чуть смущенно.
– Вы отлично справились, – сказал Вист. – Не ожидал от вас. Так держать, Желтяков.
И сунул ему небольшой пакет, завернутый в коричневую бумагу.
– Вам на лето пригодится, – сказал он. – Хороших каникул. Увидимся в августе.
Повернулся и пошел по гулкому коридору, отражаясь в натертом мастикой до блеска паркете – высокий, чуть сутулый, с намечающейся лысиной, на которую были зачесаны полуседые волнистые волосы.
Коля открыл пакет – там был задачник, тот самый, с которым Вист не расставался, из которого Коля в свое время украл страницу для черной магии.
«Задачи повышенной сложности».
Коля сглотнул и сжал в кармане мундира своего волшебного пупса.
– Я плохой человек, да? – спросил он.
– Нет, Коля, ты очень хороший мальчик, – ответил пупс, но голос у него был какой-то надтреснутый, больной, и Коля ему не очень поверил.
– Брат или сестра вам родится в августе, – сказал папа, усадив Колю с Дашей за стол. – Маме нездоровится, поэтому в этом году вы оба поедете к бабушке на все лето. Коля, ты можешь с собой кого-нибудь из класса пригласить, если у них нет других планов – Мишу или Сеню, чтобы не скучно вам было. Дарья, а ты должна пообещать бабушку слушать все время.
Дашка пищала от восторга и обещала слушаться, и суп есть весь, даже гущу, и бабушке помогать по дому всячески, например пыль вытирать.
Коля долго мучился, кого же позвать из друзей, но решилось все само собой – Сенечка сказал, что его родители в Вену увозят, вроде бы там профессор нашелся, который болезни роста лечит.
Они сидели втроем на бортике большой купальни против памятника Петру, день был жаркий, а Генинг, бледный от волнения, им мокрым пальцем на досках рисовал мозг в разрезе, и где может корениться проблема. Проведет доктор процедуру – и станет Сеня как все, догонит ростом Колю с Мишкой. Потом перегонит. И будет его ждать нормальное будущее, взрослое, а не вечная ловушка субтильного детского тела. И мамка будет причитать, что брюк и ботинок не напасешься.
– Не будет, – сказал Коля.
– Конечно, не будет, – признал Сенечка. – Это я так, для красного словца.
Купальня была большим плотом на Неве с кабинками по периметру и огромным решетчатым ящиком в вырезанной середине. Сеня с Колей в нем плавали, а Мишка считался хорошим пловцом, его выпускали через маленькую дверь наружу, он бросался в воду, оплывал купальню широким кругом, возвращался, потягивался.